Том 4. Письма 1820-1849
Шрифт:
Vos derni`eres lettres, ch`ere maman et ch`ere Doroth'ee, m’ont fait aussi bien grand plaisir. J’en attends une de papa pour l’en remercier. Ce que vous me dites, ma ch`ere Doroth'ee, du bonheur de votre int'erieur, me rend votre mari* bien cher et ajoute beaucoup `a l’impatience que j’'eprouve de le lui dire. En attendant dites-le-lui de ma part.
Maintenant il vous reste encore une bonne nouvelle `a m’annoncer, et celle-l`a, je l’esp`ere, ne se fera pas attendre.
Voyez-vous quelquefois Madame de Kr"udener? J’ai quelques raisons de supposer qu’elle n’est pas aussi heureuse dans sa brillante position que je l’eusse d'esir'e. Pauvre ch`ere et excellente femme. Elle ne sera jamais aussi heureuse qu’elle le m'erite. Demandez-lui quand vous la verrez, si elle se doute encore que je suis au monde. Munich est bien chang'e depuis son d'epart. Et J<ean> Gagarine que fait-il? Ce qu’il ne fait pas, je le sais. C’est d’'ecrire `a ses amis.
Voil`a une courte lettre, mais je vous en 'ecrirai bient^ot une autre qui vaudra en deux. En attendant, chers papa, maman et Doroth'ee, je vous baise les mains.
T. Tutchef
Мюнхен. 31
Это письмо, любезнейшие папинька и маминька, будет доставлено вам генералом Будбергом, который прислан сюда государем со специальным поручением* и отправляется сегодня обратно. Он прибыл к нам в неудачное время и увезет с собой лишь грустные впечатления о Мюнхене. Болезнь, досаждающая нам вот уже три месяца*, правда, в значительной мере утратила силу, но по какой-то непонятной причуде последними ее избранниками оказались большей частью люди из общества. Конечно, в большинстве это были пожилые или немощные люди, все же смертные случаи, столь частые и столь внезапные, не могли не вызывать тягостного ощущения, и траур охватил все общество. К этому присоединился и придворный траур*, так что мы по уши в черном. Вот в какой мрачной обстановке вступили мы в католический новый год и завершаем наш. Поистине сейчас, как никогда, уместно выразить добрые пожелания на наступающий год, и я от всего сердца шлю вам свои.
На моем здоровье, равно как на здоровье Нелли и детей*, окружающая обстановка никак не отразилась, не убавила она и бодрости нашего духа. Холера, несмотря на частые случаи заболевания, не произвела на нас ни малейшего впечатления. За последние шесть лет разговоры о ней прожужжали мне уши, и ее присутствие в Мюнхене не прибавило ей в моих глазах ничего нового. Я более чувствителен к ее косвенным последствиям. В Мюнхене, где никогда не было слишком много развлечений, теперь так уныло и так скучно, что трудно себе представить. Как если бы человек, и так-то тупой и угрюмый, да еще стал бы страдать мигренью. Ожидали, что будут какие-либо празднества по случаю приезда короля Оттона и его молодой жены, но холера помешала им прибыть в Мюнхен. Они поехали проститься со своими родителями в замок Тегернзее* в восемнадцати милях отсюда.
Новости обо мне вы знаете. Я ходатайствовал об отпуске, чтобы провести эту зиму с вами. Но когда отпуск был получен, князь Гагарин настоятельно попросил меня отложить его до весны. И конечно, мне было бы трудно оставить его одного в его теперешнем состоянии. За последние три месяца его здоровье заметно ухудшилось. С самого начала зимы он не выходит из своей комнаты, а сейчас едва встает с постели. Он угасает с каждым днем. Весьма сомневаюсь, чтобы он мог дотянуть до весны. Его жена, которая вернулась на днях из Парижа, ужаснулась, увидев, в каком он состоянии. Бедняга! Мне искренно жаль его. Он умирает сломленный, изверившийся во всем, весь в долгах. Как дорого приходится расплачиваться за несколько приятных мгновений жизни. Вы понимаете, что при подобных обстоятельствах вся работа, более чем когда-либо, лежит на мне одном, и если бы только я мог хоть сколько-нибудь интересоваться делами, то был бы наверное доволен, что любезно согласился остаться.
За полтора месяца нами отправляется в министерство второй курьер, и сколь ни маловажно значение посылки, все же нужно кому-нибудь этим заниматься. Мой удел при этой миссии довольно странный. Мне суждено было пережить здесь всех и не унаследовать никому. Ну да все равно. Я почитал бы себя счастливым, если бы в этом заключалась самая главная моя забота… Я только что написал Крюденеру*. Он хорошо знает мои обстоятельства и за последнее время на деле доказал мне свою дружбу и свое стремление помочь мне. Возможно, что при случае он походатайствует за меня перед вице-канцлером. Но, в конце концов, что мог бы он ему сообщить? Вице-канцлер пишет мне любезные письма и неоднократно самым благосклонным образом высказывался на мой счет. Стало быть, если он ничего не делает для меня, на это есть другие причины. Может быть, он полагает, что привязанность, столь искренняя, как та, которую он ко мне питает, не нуждается во внешних проявлениях*.
На днях я получил письмо от Николушки*.
Ваши последние письма, любезнейшая маминька и милая Дашинька, тоже доставили мне весьма большое удовольствие. Жду письма от папиньки, дабы поблагодарить и его. То, что ты пишешь мне, милая Дашинька, о вашем семейном счастье, побуждает меня еще теплее относиться к твоему мужу* и усиливает мое нетерпение высказать ему это. Пока же передай ему это. Теперь тебе остается сообщить мне еще одну добрую весть, и она, я надеюсь, не заставит себя ждать. Видаете ли вы когда-либо госпожу Крюденер? У меня есть некоторые основания полагать, что она не так счастлива в своем блестящем положении, как я того желал бы. Какая милая, превосходная женщина, как жаль ее. Столь счастлива, сколь она того заслуживает, она никогда не будет. Спросите ее, когда ее увидите, не забыла ли она еще, что я существую на свете. В Мюнхене многое изменилось с ее отъезда. — А что поделывает Иван Гагарин? Чего он не делает, я знаю. Он не пишет своим друзьям.
Письмо получилось нескладное, но вскорости я напишу вам другое, более толковое. Пока же, любезнейшие папинька, маминька и Дашинька, целую ваши ручки.
Ф. Тютчев
Тютчевым И. Н. и Е. Л., 3/15 апреля 1837*
Munich. Ce 15 avril <18>37
Votre derni`ere lettre m’a fait grand bien et je vous en remercie de tout mon coeur*. Je vous remercie aussi de la bont'e que vous avez de me promettre de me faciliter le voyage. Je serais d'esol'e de vous causer par l`a le moindre d'erangement. Mais je ne serais pas moins d'esol'e, je l’avoue, si, faute de fonds, j’'etais oblig'e de rester `a Munich. Il me tarde de m’en aller d’ici. Aussi, sauf les obstacles impr'evus, je compte me mettre en route aussit^ot que l’argent sera arriv'e. Ce sera donc vraisemblablement vers le mois de juin. Je ferai vendre ici tout mon mobilier avant mon d'epart. Car quelque chose qu’il puisse arriver, je suis bien r'esolu `a ne plus revenir ici. La nomination de S'ev'erine a mis le sceau `a cette d'etermination*. Je ne me soucierai gu`eres de servir sous ses ordres. Cependant je garde ma place — qui, toute insignifiante qu’elle est, m’assure au moins le droit d’en demander une autre.
Potemkine a 'et'e nomm'e `a Rome*. Vous savez l’amiti'e qu’il me porte. Si son cr'edit `a P'etersbourg 'etait en raison de son excellent coeur et de ses sentiments pour moi, je ne serais gu`eres embarrass'e de mon avenir. Il m’avait donn'e rendez-vous en Russie, o`u il comptait aller dans le courant de ce printemps, mais il se pourrait que la nomination qu’il vient de recevoir le fit renoncer `a son voyage.
Ce sera un heureux moment, chers papa et maman, que celui o`u nous nous reverrons. Si l’'etat de Doroth'ee se confirme*, je serai doublement aise de me trouver aupr`es de vous dans un moment semblable. Dites mille amiti'es de ma part `a son mari et assurez-le que je d'esire bien sinc`erement de faire sa connaissance. Nicolas m’a 'ecrit deux fois dans ces derniers temps. Il me dit entre autres que selon toute probabilit'e il ne quittera pas Varsovie dans le courant de cette ann'ee. C’est pourquoi il m’engage `a venir le voir en passant. Il est possible que je le fasse, bien que, d’autre part, il m’en co^uterait de laisser voyager toute seule ma femme et trois enfants. Mais il y a dans cette pauvre femme une force d’^ame qui n’est comparable qu’`a la tendresse de son coeur. J’ai mes raisons pour vous parler ainsi. Dieu seul qui l’a faite conna^it tout ce qu’il y a de valeur dans cette ^ame. Mais vous qui m’aimez, je veux que vous sachiez que jamais un ^etre humain n’a 'et'e aim'e par un autre comme je l’ai 'et'e par elle. Je puis dire, presque par exp'erience, que depuis 11 ans il n’y a pas eu un seul jour dans sa vie o`u pour assurer mon bonheur elle n’eut consenti, sans h'esiter un instant, `a mourir pour moi. C’est quelque chose de bien grand et de bien rare, quand ce n’est pas une phrase.