Том 4. Письма 1820-1849
Шрифт:
J’ai fait quelques connaissances d’avec le corps dip<lomatique> et m^eme dans la soci'et'e indig`ene, mais tout cela est si d'ecousu, si incoh'erent.
Скажите, для того ли родился я в Овстуге, чтобы жить в Турине? Жизнь, жизнь человеческая, куда какая нелепость! Ох, простите — целую ваши ручки от всего сердца. Ф. Тютчев
Турин. 1/13 ноября 1837
Любезнейшие папинька и маминька, полагаю, что теперь вы уже получили первое письмо, написанное мной отсюда*, и это письмо, надеюсь, вполне успокоило вас на мой счет. Еще раз простите за беспокойство, которое я мог вам причинить. Вот уже около месяца как я в Турине, и этого времени было достаточно для составления мнения о нем, вероятно, окончательного. Как место, как служба, словом, как средство к существованию — Турин несомненно один из лучших служебных постов. Во-первых, что касается дел, то их нет. Любезность Обрезкова по отношению ко мне не оставляет желать ничего лучшего — и вот тут я не смогу в достаточной мере загладить свою вину за предубеждения, которые возымел против него, доверившись общественному злословию. Жалованье, не будучи значительным, все же составляет 8000 рублей, что же касается здешних цен, то они таковы, что, обладая этой суммой в двойном размере, семья может кое-как просуществовать. Сверх того я имею надежду с будущей осени остаться поверенным в делах в течение целого года. Это положительная сторона
Сегодня утром, в то время, как я писал вам это, ко мне в комнату вошел человек и передал мне от вашего имени пачку русских книг и ваше письмо от 24 сентября. Весьма благодарен за то и за другое. Что касается тревоги, выраженной в вашем письме по поводу моего запоздалого прибытия в Турин, мне кажется, я уже достаточно успокоил вас на этот счет.
Теперь позвольте мне побеседовать с вами о том, что озабочивает меня более всего на свете и — я могу по справедливости сказать это — ежеминутно в течение целого дня. Я хочу поговорить с вами о жене. Я узнал из письма, полученного от нее дней десять тому назад, об ее окончательном решении провести зиму в Петербурге. Конечно, и для нее, и для меня это тяжкая, весьма тяжкая необходимость, более тяжкая и более жестокая, нежели я могу это высказать и нежели кто бы то ни было может себе представить. Но не было возможности колебаться. Было бы явным безумием с таким слабым здоровьем, как у нее, и с тремя детьми на руках предпринять подобное путешествие в это время года. Она хорошо сделала, что осталась. Я это одобряю и благодарю всех, кто ей это посоветовал. Что же касается меня, то лишь одно может облегчить мне горечь разлуки. Это уверенность, что в Петербурге она в наименее неблагоприятных условиях. Поэтому, любезнейшие папинька и маминька, еще раз весьма настоятельно поручаю ее вам. Было бы бесполезно стараться объяснить вам, каковы мои чувства к ней. Она их знает, и этого достаточно. Позвольте сказать вам лишь следующее: малейшее добро, оказанное ей, в моих глазах будет иметь во сто крат более ценности, нежели самые большие милости, оказанные мне лично. Вот что я решил относительно ее содержания в Петербурге на время ее пребывания там, и я буду бесконечно благодарен вам, если вы дадите на то свое согласие…
Если она будет ожидать возобновления судоходства для того, чтобы ехать сюда, следует полагать, что ей удастся пуститься в путь никак не ранее последних чисел мая. Таким образом, считая с 1 декабря, это составит ровно шесть месяцев. Папинька был так добр, что выдал ей 1600 рублей. Само собой разумеется — эти деньги пойдут в счет моего пенсиона будущего года. Таким образом, мне приходится дополучить еще 4400 рублей. И вот я только что написал жене, что эту сумму в 4400 рублей я предоставляю в ее распоряжение на шесть месяцев ее пребывания в Петербурге. Это составит немного более 700 рублей в месяц и конечно, принимая во внимание тамошнюю дороговизну, едва хватит на жизнь. Сверх того мне хотелось бы, чтобы первая половина упомянутой суммы была вручена ей в будущем декабре, а другая половина в марте. Так пусть папинька скажет мне, считает ли он возможным такое соглашение. Ибо на случай, если он его не примет, я послал Нелли доверенность для министерства с тем, чтобы ей на месте выплачивали мое жалованье и всякие другие деньги, которые могут мне причитаться. Но она воспользуется этой доверенностью, только если в том представится необходимость, так как, признаюсь вам, по многим причинам я гораздо более предпочитал бы предложенное мной соглашение. Таким образом мы избежали бы бесполезных хлопот и многих лишних издержек. Что касается до меня, умоляю вас не беспокоиться обо мне. Мои собственные денежные дела в самом блестящем состоянии. У меня в настоящую минуту 3000 рублей ровным счетом. В январе я получу треть моего жалованья, составляющую 2500 рублей. Расходуя по 800 рублей в месяц на свое содержание, я из этой суммы в 5500 рублей могу без труда отложить по крайней мере 2000 на вторую половину будущего года, а в течение этой второй половины я могу почти с уверенностью рассчитывать на четырехмесячное жалованье поверенного в делах. Итак, повторяю, обо мне не беспокойтесь. Существенное для меня, и самое для меня существенное — это упрочить для Нелли на время ее пребывания в Петербурге мало-мальски сносное существование, и вы не сможете оказать мне большего благодеяния, как содействуя мне в исполнении моего желания. Благоволите, умоляю вас, переговорить с ней, чтобы она знала, как ей поступать и представится ей или нет необходимость пользоваться посланной мною доверенностью*.
В письме, которое я написал ей вчера, я забыл поручить ей нечто, довольно существенное для меня, и я буду весьма обязан вам, если вы возьметесь передать ей это. Я желаю, чтобы, как только она узнает о приезде в Петербург тетушки г-жи Обрезковой, графини Соллогуб*, с которой та в постоянной переписке, — она не преминула бы познакомиться с ней и сказала бы ей, как я благодарен Обрезковым за оказанный мне прием. Признаюсь, я непременно хочу, чтобы мои чувства к ним были известны в Петербурге. Я почитаю это как бы долгом своей совести по отношению к ним.
Это письмо, любезнейшая маминька, теперь, когда судоходство прекратилось, а дороги отвратительны, придет незадолго до именин ваших и моей дочери*. Обнимите и благословите ее за меня. Мысль, что вы все в сборе, все, кого я люблю более всего на свете, что вы вместе и иногда говорите обо мне — эта мысль одна утешает меня минутами в моем теперешнем одиночестве. Но она же временами заставляет меня еще острее чувствовать его. Как поживают Дашинька и ее ребенок? Самый сердечный привет Николаю Васильевичу. А что делает Николушка? Пишет ли он вам? Приедет ли он к вам этой зимой? Ах, если еще он дополнит ваше общество — тогда — но что тогда? Я-то все-таки останусь в Турине — с несколько большим огорчением, и грустью, и завистью — но останусь.
Самый сердечный привет всем, кто меня помнит.
Вернулся ли Жуковский?* Наверное, нет. Но как только он приедет, постарайтесь сблизиться с ним ради меня и посоветуйте также Нелли познакомиться с ним и поддерживать это знакомство.
Оканчивая письмо, я замечаю, что почти ничего не сказал вам об образе жизни, который здесь веду. Это лишь потому, что нечего о нем сказать. Утром я читаю и гуляю. Окрестности Турина великолепны, и погода пока стоит прекрасная. Каждый день голубое небо, и на деревьях есть еще листья. Затем я обедаю у Обрезковых. Это самое приятное время дня. Я беседую с ними до 8–9 вечера, потом возвращаюсь к себе, опять читаю и ложусь спать — что собираюсь
Я завел несколько знакомств среди дипломатического корпуса и даже среди местного общества, но все это так бессвязно, так бестолково.
Скажите, для того ли родился я в Овстуге, чтобы жить в Турине? Жизнь, жизнь человеческая, куда какая нелепость! Ох, простите — целую ваши ручки от всего сердца.
Ф. Тютчев
Тютчевым И. Н., Е. Л. и Эл. Ф., 13/25 декабря 1837*
С Новым годом
поздравляю!
Ce 13/25 d'ecembre 1837
Ces distances sont vraiment accablantes. Voici devant moi votre lettre du 16/28 novembre qui n’est qu’une r'eponse `a la premi`ere que je vous ai 'ecrite `a mon arriv'ee ici. Eh bien, cette lettre, je ne l’ai recue qu’avant-hier. Deux mois entiers pour que la parole parvienne d’un interlocuteur `a l’autre. Comme c’est fait pour animer la conversation. Cependant en d'epit de l’'enormit'e de la distance, je ne concois rien `a la lenteur de vos lettres, votre derni`ere est rest'ee 25 jours en chemin, tandis que la gazette de P'etersb<ourg> nous arrive ici deux fois par semaine, le 17`eme jour. Quant `a la correspondance de ma femme, c’est encore pis. Je vois par sa lettre de 16/28 nov<em>bre incluse dans la v^otre, qu’`a cette 'epoque elle n’avait pas encore recu un seul des cinq ou six — non pas lettres — mais volumes que je lui ai 'ecrites d’ici et que <je> lui ai adress'ees par la voie de l’Ambassade de France, ainsi qu’elle-m^eme me l’avait recommand'e. Je ne puis supposer que ces lettres ne lui soient pas parvenues. Il me tarde beaucoup toutefois d’^etre compl`etement rassur'e `a ce sujet. En attendant, veuillez-lui communiquer celle-ci. Je lui 'ecrirai sous peu de jours et si, comme il est probable, la lettre devient volumineuse, je l’adresserai de nouveau `a Sercey*.
En vous donnant de mes nouvelles, je voudrais bien pouvoir vous dire que je commence `a me plaire `a Turin, mais ce serait l`a faire un tr`es grand mensonge. Non, en v'erit'e je ne m’y plais gu`eres et il n’y a que l’absolue n'ecessit'e qui puisse me faire accepter une existence pareille. Elle est vide de toute esp`ece d’int'er^et et me fait l’effet d’un mauvais spectacle et qui est d’autant plus insipide, quand il ennuie, que le seul m'erite qu’il pourrait avoir, c’est serait d’amuser. Il en est de m^eme de l’existence `a Turin. Elle est nulle sous le rapport des affaires et plus nulle encore sous le rapport de l’agr'ement. Revenu dans les premiers jours de ce mois de G^enes* qui m’a infiniment plu, j’ai fait quelques tentations pour 'elargir un peu le cercle de mes connaissances d’ici. Parmi celles que j’ai faites en dernier lieu il y a assur'ement quelques femmes aimables et dont la soci'et'e dans tout autre pays serait d’une grande ressource. Mais ici tout cela 'echoue contre un ensemble d’habitudes inhospitali`eres et insociables. Ainsi, p<ar> ex<emple>, d`es aujourd’hui toute r'eunion cesse, l’ombre m^eme de soci'et'e va dispara^itre. Et savez-vous pourquoi? C’est qu’aujourd’hui le th'e^atre se rouvre. Or, ici le th'e^atre c’est tout. Sans exag'eration aucune, la soci'et'e toute enti`ere va pour les deux mois du carnaval s’y 'etablir `a demeure. Ce n’est plus que l`a qu’on peut la rencontrer. Il ne reste en ville que les infirmes et les mourants. Hier soir on a pris formellement coup les uns des autres, et tous les salons se sont ferm'es jusqu’`a la fin du carnaval. On pourrait supposer d’apr`es cela que le spectacle, au moins, un grand amusement. Il n’en est rien pourtant. Car nous n’aurons pour nous amuser pendant deux mois entiers que deux pi`eces toujours les m^emes qu’apr`es la 4–5`eme repr'esentation personne, comme de raison, ne se donne la peine d’'ecouter. Le plaisir consiste de courir de loge en loge, en restant cinq minutes dans chacune. Il y a, comme je vous l’ai dit, quelques femmes fort aimables et je crois que ceux qui ont l’honneur d’^etre leurs amants se trouvent tr`es bien de leur soci'et'e. Mais il faut n'ecessairement ou l’^etre, ou l’avoir 'et'e, ou pr'etendre `a l’^etre pour ^etre admis chez elles. C’est si vrai, que l’homme que vous avez le moins de chances de rencontrer dans une maison, c’est le ma^itre de la maison. En g'en'eral on ne se fait nulle id'ee au-del`a des Alpes du rel^achement de moeurs qu’on trouve dans ce pays-ci. Mais le d'esordre dans ce genre y est si g'en'eral, si uniforme qu’il a pris toutes les apparences de l’ordre, et il faut du temps pour s’en apercevoir. Tout cela, il est vrai, m’'etait d'ej`a connu. Mais on a beau savoir une chose, il faut s’^etre mis en sa pr'esence pour savoir au juste l’effet qu’elle produira sur vous. C’est dans ce pays qu’il faudrait envoyer toutes les gens `a imagination romanesque. Rien ne serait plus propre `a les gu'erir que la vue de ce qui se passe ici. Car ce qui partout ailleurs est mati`ere `a roman, l’effet de quelque passion qui bouleverse l’existence et finit par l’ab^imer est ici le r'esultat darrangement `a l’amiable et ne d'erange pas plus l’ordre habituel de la vie, que ne le fait de d'ejeuner ou de d^iner… Je n’ai pas entendu parler ici d’une femme perdue. Mais je n’en ai pas rencontr'e une seule, dont on ne m’ait pas officiellement d'esign'e l’amant ou les amants. Et cela sans nulle intention de m'edisance, pas plus que si on m’avait dit, en me montrant une voiture passer dans la rue: c’est la voiture de Mad. une telle… Tout ce que je vous dis l`a, une fois 'ecrit, para^it un lieu commun. Mais vu en r'ealit'e et de pr`es, cela ne laisse pas que d’^etre assez piquant. Il en est de m^eme d’une autre circonstance propre au pays. C’est `a c^ot'e de cette facilit'e de moeurs, l’extr^eme d'evotion qu’il y a ici, dans les femmes surtout. Aussi pendant le temps de l’avent, qui vient de finir, les 'eglises 'etaient combles. La ville enti`ere avait l’air d’un couvent. Pas de spectacle, de bal, ni de concert. Pour toute r'ecr'eation le sermon le matin. Aussi les femmes, je parle de celles de la plus haute soci'et'e, y 'etaient-elles en foule. Et quel sermon! Quelle rigueur, quelle aust'erit'e, quelle intol'erance! Le soir, il est vrai, personne n’y songeait plus.
Mes rapports avec la famille Obrescoff sont toujours de la nature la plus satisfaisante. Je d^ine tous les jours chez eux comme par le pass'e et j’y passe ordinairement ma soir'ee. Ce n’est pas que je m’y amuse excessivement. Cette intimit'e forc'ee a m^eme quelque chose qui me g^ene parfois. Mais ce n’est pas `a changer. Il leur venait un peu plus de monde dans ces derniers temps. Mais maintenant que le th'e^atre s’est rouvert tout cela va cesser. Sa femme est d'ej`a tr`es avanc'ee dans sa grossesse. C’est `a la fin de janvier qu’elle doit accoucher. Elle est tr`es bien jolie, ayant beaucoup de tact, de la tenue. Mais elle d'ep'erit d’ennui ici. En effet, il n’est pas agr'eable, apr`es cinq ans du s'ejour dans un pays, de s’y trouver aussi 'etrangers qu’ils le sont ici. Et il faut le dire, la faute n’en est pas toute enti`ere `a la soci'et'e de Turin. Obrescoff, je dois le reconna^itre, est loin d’avoir dans ses rapports avec les indig`enes la m^eme obligeance que celle, p<ar> ex<emple>, dont il fait preuve envers moi. Il ne leur dissimule pas assez le peu de sympathie qu’ils lui inspirent et son d'esir extr^eme de les quitter.