Том 4. Повести и рассказы, статьи 1844-1854
Шрифт:
Стр. 197, строка 24:«отвернулся от меня» вместо «вернулся от меня» (по всем другим источникам).
Стр. 208, строка 23:«ободряющее выражение» вместо «одобряющее выражение» (по всем другим источникам).
Стр. 209, строка 8:«пожал им обоим руки» вместо «пожал им обеим руки» (по всем источникам до Т, Соч, 1874).
Стр. 214, строка 32:«прощальную песнь, песнь о собственном моем горе» вместо «прощальную песнь о собственном моем горе» (по черн. Автогр.).
Стр. 214, строки 33–34:«Но умереть глухо, глупо…» вместо «Но умереть глупо, глупо…» (по всем источникам за исключением Отеч Зап).
Стр. 215, строки 1–2:«или оканчиваю» вместо «и оканчиваю» (по всем другим
Стр. 215, строки 19–20:«Смерть уже не приближается» вместо «Смерть уже приближается» (по всем другим источникам).
Работа над «Дневником лишнего человека» начата была Тургеневым в 1848 г. Первые, еще глухие, упоминания о новой «вещице», которую он предназначал для «Отечественных записок», содержатся в его письмах к Краевскому от 14(26) ноября 1848 г. И 1(13) марта 1849 г. В письме к нему же от 2(14) апреля 1849 г. Тургенев писал уже более ясно и определенно: «Вот Вам мои синицы: во-1-х. Род повести — под названием „Дневник лишнего человека“. (Я думаю, что это хорошая вещь. Уже она совершенно кончена. Остается переписать.)» Перечислив далее другие вещи, которые смогут поддержать журнал («Вечеринка» и «Студент»), он вновь возвращается к первой повести: «„Дневник“ Вы получите непременночерез две недели». Однако, давая эти заверения, Тургенев заблуждался: последующая работа над повестью далеко но ограничилась «перепиской», а назначенный им самим двухнедельный срок растянулся на девять месяцев. Черновой автограф с его многочисленными вставками, с перестановками крупных кусков текста и с обильной мелкой правкой буквально на каждой странице наглядно свидетельствует о том, какой большой и напряженный творческий труд был вложен Тургеневым в эту его повесть уже после того, как она была готова вчерне.
Только 1(13) декабря 1849 г. Тургенев мог сообщить Краевскому, пока еще не давая точных сроков: «Я оканчиваю „Дневник лишнего человека“ и, как только кончу, вышлю Вам». Через 13 дней Тургенев писал ему же: «…посылаю Вам переписанную треть „Дневника“, вещи давно оконченной, но по непростительной моей лени и неряшеству до сих пор не переписанной вполне; я Вам посылаю это для того, чтобы доказать Вам, что этот „Дневник“ — не миф; над остальными я буду трудиться денно и нощно — и будь я Булгарин, если через две недели Вы не получите окончания, вместе с отчетом о „Пророке“».В конце этого письма Тургенев снова возвращается к повести: «Я бы желал, чтобы „Дневник“ Вам понравился: я его писал con amore» (письмо от 13(25) декабря 1849 г.). Назначенный самому себе срок Тургенев в тот же день записал для памяти на заглавном листе рукописи: «Я должен отправить этот Дн<евник лишнего> ч<е>л<овека> Краевскому через 15 дней, считая от 25 дек<абря>/13-го д<екабря>, то есть 10 янв<аря> н. с./29-го дек<абря> ст. ст., — он получит его 20-го/8-го янв<аря>».
Однако в столь точно намеченный срок Тургенев смог выслать Краевскому только письмо о постановке в Париже оперы Мейербера «Пророк». Объясняя ему в письме от 28 декабря 1849 г. (9 января 1850 г.), что задержка с «Дневником» произошла из-за простуды, Тургенев продолжал: «Но я могу обещать Вам, что через неделю Вы получите окончание „Дневника“; к февральской книжке он поспеет».
Через неделю работа над повестью была закончена — в автографе появилась заключительная запись: «Конец. 15/3 января 1850. Ив. Тургенев». Еще неделя ушла на переписку последних листов повести, и только 10(22) января ее окончание было выслано Краевскому. В сопроводительном письме Тургенев выражал надежду, что повесть поспеет к февральской книжке журнала, и продолжал: «Кстати позвольте мне попросить Вас: во-1-х, позаботиться о том, чтобы не было опечаток; во-2-х, по напечатании прислать мне sous bande (как посылаются журналы) 2 экземпляра „Дневника“ на мой счет; в-3-х, я, кажется, в одном месте назвал Лизиного отца Кирилой Афанасьевичем; следует напечатать: Кирило Матвеич; в-4-х, слова, отмеченные «», не печатать курсивом, а с теми же знаками. Извините мелочность этих замечаний; я почему-то воображаю, что „Дневник“ хорошая вещь, и желал бы видеть ее выставленную лицом, как говорится». Таким образом, день 10(22) января 1850 г. Нужно считать завершением первого этапа творческой работы Тургенева над «Дневником лишнего человека», того этапа, который предшестновал публикации повести.
В условиях продолжающегося правительственного гонения на передовую литературу, в первую очередь на «натуральную школу», новая повесть Тургенева появилась в апрельской книжке «Отечественных записок» в искалеченном цензурой виде. Извещенный Краевским о том, что произошло с повестью в недрах цензуры, Тургенев с горькой иронией писал ему 9(21) мая 1850 г.: «Сожалею об участи „Дневника“ — тем более, что я никак не ожидал, чтобы цензура напала на такое невинное произведение — но судьбы неисповедимы. Ла Илла ил Алла, Магомед Резул Алла!!! — Я сильно начинаю склоняться к магометанской
Ни наборная рукопись, ни цензурованные гранки повести не сохранились. Тем не менее, на основе сопоставления журнального текста с автографом и текстами прижизненных изданий сочинений можно достаточно ясно определить характер цензурной расправы, учиненной над «Дневником лишнего человека». Цензура исключила из повести ряд сатирических мест, сняла эпизоды и отдельные выражения, которые показались неприемлемыми с точки зрения официальной морали, а также всё, что затрагивало, хотя бы косвенно, область церковных догматов или правил. От первой записи (20 марта) остался один только начальный абзац — весь дальнейший рассказ Чулкатурина о его детстве, с сочувственной характеристикой его «порочного» отца и с иронической обрисовкой его «добродетельной» матери, со многими сатирическими деталями, был полностью изъят: в записи 23 марта было исключено сатирическое описание города О…; из характеристики уездных чиновников (в записи 24 марта) было устранено всё, что выражало авторскую иронию. Цензура удалила все упоминания о военном звании не только князя Н., но и скромного ротмистра Колобердяева (ср. подобную же цензурную правку в «Петушкове» — наст, том, с. 582). Исключены были такие обиходные выражения, как: «бог весть», «ей-богу», «господь с вами», не говоря уже о вполне вольнодумном с точки зрения догматов церкви замечании: «но в таком случае и сама вечность — пустяки»; даже совершенно безобидное выражение: «скромное тякание надтреснутого колокола» было заменено на официальное: «звон колокола».
Цензура вычеркнула из записи 29 марта весь рассказ о третьей встрече Чулкатурина с Лизой и всю следующую запись 30 марта. Вследствие этих, а также других, более мелких купюр, от темы «падения» Лизы в повести не осталось ни малейшего следа. Из остальных мест, вычеркнутых цензором, следует отметить еще: ироническое замечание о домашнем воспитании детей (с. 169, строки 25–27), о «краденых яблоках» и о детской влюбленности героя в горничную Клавдию (с. 171, строки 16–26), шутку о том, что мать Чулкатурина «обремизилась», родив его (с. 173, строки 23–28), автохарактеристику Чулкатурина как лишнего человека (с. 175, строки 17–32), его замечание о любви как о «болезни» (с. 185, строки 5–7), сравнение с собакой, которой «заднюю часть тела переехали колесом» (с. 204, строки 29–35).
Все цензурные купюры и искажения были восстановлены Тургеневым в изданиях Для легкого чтенияи 1856 г. Предисловие к «Повестям и рассказам» он пометил мартом 1856 г., цензурное разрешение первого тома сборника Для легкого чтениябыло дано 27 марта. Следовательно, подготовку «Дневника лишнего человека» к новому изданию можно отнести к первым месяцам 1856 г.
Новая наборная рукопись повести (по-видимому, в изданиях Для легкого чтенияи 1856 г. Текст ее набирался с одного и того же оригинала) не сохранилась, однако характер работы Тургенева над повестью в 1856 г. Может быть в известной мере выяснен. Анализ автографа и его сопоставление с текстом «Отечественных записок», с одной стороны, и с текстом изданий Для легкого чтенияи 1856 г., с другой, позволяет сделать ряд выводов, весьма существенных для творческой истории повести. Полностью варианты чернового автографа опубликованы в кн.: Т сб,вып. 5, с. 5 — 111. Ниже приводится краткий перечень основных тезисов, установленных в результате изучения названных выше источников.
1. Поскольку в автографе почти все места, пострадавшие от произвола цензуры, подчеркнуты карандашом или отчеркнуты на полях, можно считать несомненным, что Тургенев обращался к этому автографу и после напечатания повести в «Отечественных записках». Это обстоятельство дает возможность выдвинуть предположение, что наборная рукопись не вернулась к автору и что Тургенев во время подготовки нового издания повести имел в своем распоряжении только ее черновой автограф, по которому он и работал.
2. Журнальный текст отличается от автографа не только цензурными купюрами: некоторые извариантов «Отечественных записок», явно не имеющие цензурного характера, несомненно идут от автора, другие (большей частью мелкие стилистические разночтения) могли быть внесены либо автором, либо редакцией журнала. Авторскими следует признать те варианты «Отечественных записок», текст которых оказывается более распространенным, чем это было в автографе. Эти вставки и дополнения могли быть сделаны Тургеневым только в том перебеленном экземпляре, который был отправлен Краевскому в декабре 1849 — январе 1850 г. Ни один из этих распространенных вариантов не вошел в два последующих издания, хотя они безусловно улучшали и обогащали текст. Это обстоятельство может служить дополнительным подтверждением мысли, что Тургенев в начале 1856 г. не располагал наборной рукописью повести и готовил новое издание по черновому автографу. При этом он, по-видимому, почти полностью игнорировал испорченный вмешательством цензуры журнальный текст.