Том 4. Стихотворения

Бальмонт Константин Дмитриевич

9 октября

Звук

Тончайший звук, откуда ты со мной? Ты создан птицей? Женщиной? Струной? Быть может, Солнцем? Или тишиной? От сердца ли до сердца свеян луч? Поэт ли спал, и был тот сон певуч? Иль нежный с нежной заперся на ключ? Быть может, колокольчик голубой Качается, тоскуя сам с собой, Заводит тяжбу с медленной судьбой? Быть может, за преградою морей, Промчался ветер вдоль родных полей, И прошептал: «Вернись. Приди скорей». Быть может, там в родимой стороне Желанная томится обо мне, И я пою, в ее душе, на дне? И тот берущий кажущийся звук Ручается, как призрак милых рук, Что верен я за

мглою всех разлук.

9 октября

Завтра

Как тот, кто спит под низкой крышкой гроба, Но слышит все, чем полон мир земной, Я знаю все, сполна передо мной Земная разверзается утроба. В веках должны вскипать вражда и злоба, В твореньи – мед, в твореньи также гной, И им черед обоим быть волной, Есть Бог, есмь я, мы существуем оба. Главенствует какая из примет? Ормузд лучистый? Полночь Аримана? Я строю город около вулкана. Строительству иного места нет. Я сброшу саван завтра утром рано, И вьюги заметут старинный след.

14 октября

Только

Ни радости цветистого Каира, Где по ночам напевен муэззин, – Ни Ява, где живет среди руин, В Боро-Будур, Светильник Белый мира, – Ни Бенарес, где грозового пира Желает Индра, мча огнистый клин Средь тучевых лазоревых долин, – Ни все места, где пела счастью лира, – Ни Рим, где слава дней еще жива, – Ни имена, чей самый звук услада, Тень Мекки, и Дамаска, и Багдада, – Мне не поют заветные слова, – И мне в Париже ничего не надо, Одно лишь слово нужно мне: Москва.

15 октября

По всходам

Я не верю в черное начало, Пусть праматерь нашей жизни Ночь, Только Солнцу сердце отвечало, И всегда бежит от тени прочь. Я не верю. Нет закона веры. Если верю, знает вся душа, Что бессильны всякие примеры, И что жизнь в основе хороша. И сегодня будет час заката, И сегодня ночь меня скует, Но красивы волны аромата, И цветок в ночи готовит мед. Если камень вижу я случайно, И его окраска холодна, Знаю я, что волшебствует тайна, Лишь ударь, и искра в нем красна. Если скажут: Солнцу быть не вечно, Есть конец и солнечной игры, Я взгляну, полнеба светит млечно, Там миры баюкают миры. Нам даны ступени темных лестниц, Чтоб всходить к горнилу всех лучей, Все минуты мчатся с ликом вестниц, В новом всходе будешь петь звончей. Снова будем в ласковом тумане, В радости узнать начальный час, И нашепчет голос старой няни Вечно-торжествующий рассказ.

16 октября

Раненый

Свет избавляющий, белый Христос,   С красною розой в груди. Вспомни меня в колдовании гроз,   Вспомни меня и приди. Левую руку прибили гвоздем,   Правую руку другим. Ранили сердце, и пламени в нем,   Не к кому крикнуть: «Горим!» Все мои братья убийства хотят,   Братья на братьев с ножом. Каждое слово – сочащийся яд,   Что мы ни скажем, солжем. Красное зарево зыбится там,   Белое марево тут. Как же найти мне дорогу к цветам?   Бешенством дни не цветут. В рваных лохмотьях, в дыму без конца,   Бьется ослепшая Мать. Страшны личины родного лица,   Жутко забыть благодать. Вызови влагу, ударив утес,   Верный расцвет возроди. Сын к тебе тянется, белый Христос,   С красною раной в груди.

6 ноября

Встреча

Ты подстерег меня в минуту крайней пытки, Когда один, душой, я с небом говорил, А листья падали, и золотые свитки Ложились на земле пред усыпленьем сил. Ты подстерег меня, как добрый

брат, который Увидел издали тоскующую тень. А осень зыбила предзимние уборы, И был нам братский миг – души к душе ступень. Зиме судьба дала красивого предтечу: – Мгновенье тишины, пришедшей в должный срок. Я светлою росой обрызгал нашу встречу, И отдаю тебе осенний мой цветок.

6 ноября

С кем?

С кем мне говорить? С неверным иноверцем? С ним, кто сеет смерть, пожар по городам? Нет, с одним моим пустынно-нежным сердцем, Сердца моего врагу я не отдам. С кем же говорить? С слепцом? С единоверцем? С ним ли, кто Судьбой уловлен в западню? Нет, с одним моим, тоской сожженным, сердцем, Сердцу моему вовек не изменю.

7 ноября

Меж четырех ветров

Бесконечны снежные поляны, Горы, степи, хмурые леса. Ах, я знаю солнечные страны, Видел голубые небеса. Индия, Ниппон, Самоа, Ява, Знавший Фараонов, мощный Нил, Обо всем, что в мире величаво, Я любовно память сохранил. Есть повсюду праздники живые, Вольный путь свершает красота. Но страна, где я любил впервые, Более не прежняя, не та. Разломилась гордая твердыня, Разорвалась радостная связь, Где цвели просторы, там пустыня, Где был труд, там брызжет кровь и грязь. Умерли. Замучены. Убиты. Или смотрят в мерзлое окно. И Луна струит им хризолиты, Но смотрящий стынет, пал на дно. Где моя любимая? Жива ли? Все ли в мыслях ласковых со мной? Я в соленых брызгах, в диком вале, Он напрасно встал над глубиной. Я был каплей между капель водных, Строивших приливную волну. Праздник душ среди пространств раздольных, Он ушел в какую же страну? Совершилось древнее заклятье: – К четырем ушедшие ветрам, Косо друг на друга смотрят братья, Горе тем, кто свой оставил храм. Мне нигде нет в мире больше места, В каждом миге новый звон оков. Приходи же Белая Невеста, У которой много женихов. Но доходит голос издалека: – «Подожди, не твой еще черед, Путь свершай, не упреждая рока. Белая Невеста всюду ждет». Хватит ли последнего усилья Подойти к заветному ключу? Из тоски скую себе я крылья, И к желанным в бездну улечу.

Жуть

Снежный сон от края и до края Безоглядно стынущей страны. Кто-то ходит, кровью окропляя Бесконечность белой пелены.   Чья-то тень, огромна и безлика,   Сеет в снеге красные цветы.   Вырастут они, и смотрят дико   В холоде взметенной темноты. Отцветут, и лепестков багряных Много на запятнанном снегу. Пляшет вьюга. Свищет в плясках пьяных. Я смотрю. Я жду. Я стерегу.   Знаю. Это час для привидений.   Но Луна, узнавшая ущерб,   Ждет своих назначенных мгновений,   Выточит для оборотня серп. Голову у оборотня срежет, Выпустит еще свою метель, Хлопья снега нового разнежит, Всюду будет белая постель.   Вся земля задремлет в сне заклятом,   Чтоб весной, взглянувши в небосклон,   Прошептать, упившись ароматом: –   «Я спала. Мне снился страшный сон».

14 ноября

Двум

Ты золотая хризантема, И черный ирис – милый твой. Мое живое сердце немо От тяжкой скорби мировой. Вы оба к нежному расцвету Раскрылись ласковой душой. Но я устал бродить по свету, Мне грустно в радости чужой. Ты золотая хризантема, И дружны в цвете два цветка. Но мыслям тяжело от шлема, В усталом воине тоска. Прошли веселые ловитвы, Умолк мой звучный гордый рог. Я лишь обломок долгой битвы, В которой победить не мог.