Том 6. Лимонарь
Шрифт:
Бова поднялся и пошел: к утру поспеет.
Хорошо что грамота цела. А что бы ему в золотых штанах с пустыми руками — не знает что свое горе несет.
2
Воскресный день, народу стена: делать нечего.
Золотые штаны обратили на себя внимание. Вокруг Бовы кольцо глаз, уши и носы. Бова спрашивает, как ему царя повидать не милостыни, дела для: грамота от короля Зензевея — в собственные руки
И не один ждет Бова, а гурьбой. Не успел он оглянуться, как приплюснуло ко дворцу — пришли. И там он спрашивает, вернулся ли царь от обедни?
— Зачем, говорят, от обедни, вот он на крыше сидит, бороду себе рвет, горюет по сыне.
На крышу Бова не полезет: «Подкараулю, когда царь будет спускаться». И на шаги поднял он грамоту над головой — и как раз под бороду царю угодил.
И увидел: из-за спины царя глядит на него Кохаз, в руках меч.
— Ты убил Лукафера? спросил Салтан.
— Я — отвечает Бова.
И в ответ на его «я» королевская свинцовая печать с визгом его по глазам.
Бову скрутили и повели: впереди зеленый великан Кохаз с мечом.
Воскресный день. Площадь шипела чернее чернослива, народ валил валом: кому не всласть — Кохаз будет голову рубить.
Царевна Мальгирея, дочь царя Салтана, стояла у окна — воскресный день! — и как увидела, ведут на казнь — этакий богатырь! И к отцу:
— Отдай мне его!
— Он твоего брата убил, говорит Салтан.
— Но мой брат убить его хотел. Я приведу его в нашу веру: такой нам будет кстати.
Салтан и сам не дурак, много ль на свете таких земля носит, будет надежный и верный защитник... И отпустил Бову — велел его держать во дворце у царевны.
Бову переняли на Сенной.
Как приговоренному, так и помилованному одна встреча: кому не сласть заглянуть в лицо человека, вырванного из рук смерти. Разливаясь черным ягодным соком, толпа провожала Бову до дворца. И всю ночь глаза в белую стену.
Говорили, будто бы царевна, оставшись наедине с Бовой, с первого слова поставила вопрос ребром: или неминучая смерть или «переходи в латинскую веру и уверуй в нашего Бога Ахмета — и я спасу тебя».
Оставшись с глазу на глаз с Бовой, Мальгирея с первого слова: «Я спасу тебя! подняла с лица покрывало: женись на мне».
Бова молчал, любуясь: на него глядел мрамор, но не мороз под белым камнем, огонь кипит.
Пять дней прожил Бова во дворце — неразлучен с царевной.
Отец спрашивает:
— Привела?
— Нет.
— Так пусть ведут на казнь.
— Нет, я добьюсь.
Не забыл Бова о Друзиане, но и не вспоминает: глаза и слух на белоснежку.
— Сокровище мое, мне без тебя нет жизни,
Бова, таясь:
— Не забуду.
— Я освобожу тебя! и долго смотрит в глаза.
И велит она отвести Бову и посадить в башню.
Это была высокая из черного камня, семьдесят ступеней, на дне змеи — змеиная башня.
* * *
«Любовь — змея!» — так выговорилось у Бовы несказавшимся словом вподтай и почему-то вспомнилась мать, тюрьма под ее окном. Или мысль, ужаленная змеей, вела к отравленным лепешкам.
Когда Бова, зажатый скользким камнем, очнулся на сыром полу, и всматривается в кругом кишащих красных и зеленых змей, вдруг из угла на него сверкнуло — это была, конечно, белая змея. И блестит: кто кого? И если первый он на змею, белая змея задушит его. Он протянул руки и ужасаясь глазами, пошел, топча красных и зеленых.
А была то не белая змея, а меч, прислонен к углу.
Какими руками он его поднял, этот меч — путь на свободу. И терпение его укрепилось.
Дни за днями. Мечом запугана башня. Не Бова, змеи плачут: за что погибаем в змеиной башне?
А Салтан потерял терпение: нет, закоснелый православный не обратится «в латинскую веру и не уверует нашему Богу Ахмету». И посылает царь своих казаков взять Бову из башни и казнить смертью.
И всякий, кто спускался к нему в башню, был ступенью к его свободе.
По живой лестнице вышел Бова из башни на волю.
Дорога к морю. Удастся — еще поживем; схватят — судьба.
* * *
Зареет заря. За ночь накрасовавшиеся звезды погасли и в звездном зеркале — в море покой и свежесть. Поутру море спит и только волна с волной — перегудывают.
— Почему так дорога жизнь?
А ей отвечает другая волна:
— Как знать, что такое не жить? — выбора нет.
— А я думаю, не потому, спорит третья волна, жить значит встречаться, конец встречаем — и человек умирает — нечем жить!
Желтой змеей полз Бова по сырому песку: в глазах корабль. Восходит солнце. И змея поднялась — золотая. Просится Бова на корабль. И не хотят пускать: этот его страшный меч? Но это не страх — это свобода. Это восход красит по стали алым!
И змея ползла — меч отобрали, а Бову под локти на корабль.
IV
1
Ехать-то метили в Армянское царство, а угодили в Задонское: на море всякое бывает, почему и зовется «море житейское».