Том 6. Лимонарь
Шрифт:
Так пусть и будет Задонск — не по своей воле, по бурной — судьба! Город на ладони, а подступись-ка: корабли — пристань размачтена. Попытай прорваться! Нацелились, да стрелой без поворота — и наскочили на камень. Люди спаслись, а товары и все золото ко дну.
Если б сумели отвести воду в морях, можно было б открыть подводные золотые прииски, не самородные, а обедованные. Но кому тут до золота, когда забота вся ли голова на плечах держится и мозговые винтики целы.
Выбрались на
От рыбаков узнают, что нечего было дурака валять, к пристани соваться: понаехало кораблей со всех стран — как рыболовных, так и зверобойные десятками попадаются — гости короля, король Маркобрун женится. И еще узнали, что берет Маркобрун себе в жены армянскую дочь короля Зензевея, королевну Друзиану.
И не то это правда, не то дополнение, будто бы год, как находится королевна во дворце жениха.
«Королевна назначила срок: год. Завтрашний день играют свадьбу».
С горечью слушает Бова — горьким залито, ничего еще не решается, растерянный.
— Торопитесь в город, там по случаю такого дня подают щедрую милостыню.
Таких, как Бова богорадцев, оказалось с круг. «Море взыскало, земля помилует!» И пошли. И не то слепцы Лазаря петь, не то головосеки по разбойному делу.
В лесу разбрелись.
Бова идет один, с глазами вызворот, не глядя куда. Мальгирея! — змеиная любовь спасает, жаля. А Друзиана? — что значит срок год, какая вера, что он вернется. Но какая же вера без любви? Ее вера — любовь и вернула его в срок. И что ему делать — как сказаться?
Если бы не стукнулся лбом, он прошел бы мимо.
На дороге дуб. Под дубом чернец — странник.
«Тот ли это вор? — Бова вгляделся. Тот самый — на постном обветренном глаза вразбежку: белки не выдадут».
— Ты меня узнал?
А у чернеца на губах не по-нашему «отче».
— Не обманешь, мерзавец! И у Бовы вдруг блеснуло: живо! скидывай с себя свою паршивую рухлядь, бери взамен понарядней!
Чернец проглотил свое «от лукавого» и гадливо отшвырнул:
— Не мешай — бандит.
— Скотина! — только и мог сказать Бова и вздернул ему чуню на голову.
И каково было взаимное удивление: под чернецом поблескивал меч.
И как обрадовался Бова: его меч — кладенец.
— Не сокрушай мне ребра! шавкал чернец по-церковно-славянски, я тебе пригожусь.
— А зачем забыдущим зельем меня опоил? Зачем моего доброго коня увел?
— Доброго! ощерился чернец, от твоего коня ни хвоста, ни копыт, ты его не кормил.
— А за меч, спасибо, сберег! сказал Бова и бережно поднял свой меч.
И снова Друзиана жарко обняла все его исподволье, и одно желание вскричало: скорее!
Чернец покорно снял с себя свой полукафтан — полурясу — одежда странников.
Бова нарядился чернецом — коротковато и жмет, известно, к чужому платью надо приноровиться.
А чернец легко надел его золото, — в каждую штанину три ноги влезет. — Красное море! раздуло и блеском помаргивает.
— Красавец! Такого тебе ни один портной не выдумает. А это что у тебя, какие иорданские яды? — И вытащил из рясы три мешочка.
— Владей, — сказал чернец, твое счастье! И кому без яда дается счастье! В этом мешочке белое зелье, белее снега, умойся и станешь черен; а это черное, чернее угля, смоет черноту, как и не было; а в этом узелке серый порошок, серее пепла, — забыдущее, кто его размешав с водой или с вином или хоть мало укусит — три дня беспробудно спал.
— И им ты, мерзавец, меня опоил?
— Не тычь, обиделся чернец, забирай добро и да свиданья.
Бова выкрасился белым зельем в чумичку и, в знак мира, черными граблями потрепал чернеца, ровно коня, по лошадиной гриве.
— Свидимся ли?
И пошел.
И ему послышалось вдогонку — или это ветер? — чего-то жутко:
«Еще и в последний!»
И когда Бова зашел за деревья, чернец огляделся: «красавец!» — успеть бы до вечера схорониться, и каким надо быть дураком не позариться! стащит с ног золото да еще и стукнет: помалкивай! — завод известный. И щеголять безо всего, в участок заберут, и бумаг никаких. И чернец полез на дуб.
2
Бова вошел в город.
Его не смущает ни его одежда, ни то, что он черный и должно быть страшный. Он уверен: с ним его кладенец — его путь и защита. Если бы ему Ронделло.
У фонаря трое зевак.
Проходит Бова.
— И зародится такое в природе, а говорят, народ мельчает.
— Странник! Крестом да ногами правду ищет. Святой человек.
— Святой! Отца убьет, мать заживо в гроб заколотит, знаем.
Захлестнутый праздной толпой, шел Бова за народом, обгоняя.
Кто-то из встречных крикнул:
— Кто ты такой?
Бова остановился, его поразило: ног у человека не было, висели скрученные гимнастические веревки, и вместо рук деревяшки, обтянутые ножной кожей.
— Я с французской земли, сказал Бова, спасся от кораблекрушения.
— Не спасешься! крикнул встречный.
И у Бовы замелькали в глазах веревочные деревяшки — или человек, перекувырнувшись, ударил его или от белого зелья в глазах пляшет?
— Ты скоморох? опять кто-то остановил его и полез на него верхом садиться.