Том 7. Дядя Динамит и другие
Шрифт:
— Н-не верю! — хрипло и тихо выговорила она.
— А что такого?
— Он гораздо выше меня.
— Но субтильнее.
— Духовно. Он очень тонкий.
— Ничего, он хороший парень. Пьет — приятно смотреть, но дело не в этом. Есть у него шансы? Что бы вы ему ответили — «Да» или «Пошел отсюда, гад!»?
Моника вспыхнула под грязью.
— Он не гад!
— Он себя так описал. «Она, — говорит, — богиня, а я — гад.». Значит, шансы есть?
— Еще бы! Да я просто кинусь…
— Не
— Скажете?
— А то!
— О, мистер Плимсол!
— Типтон.
— О, Типтон.
— Лучше «Типпи».
— О, Типпи, спасибо! Вы просто ангел.
— Или сержант Гарроуэй, один мой знакомый. Ничего не попишешь, привычка. Оба начали с бойскаутов. Что ж, пойду поищу Уилли.
Оказалось, что это не так-то легко, ибо Уилфрида перехватила дама Дафна. Она любила вникать в душу своих подчиненных, а потому — часа полтора задавала нескромные вопросы. Когда после беседы он умылся холодной водой и, еще очень слабый, вышел из ванной, ему повстречался Тип-тон, уже оставивший поиски.
Они не виделись с тюремных времен и очень обрадовалось друг другу. Каждый подумал, насколько похорошел приятель — лицо уже не было желтым и не дергалось, как в немом фильме. Конечно, и сейчас они бы выиграли конкурс разве что у Гарроуэя, но выглядели лучше, что и говорить.
Обычно друзья после разлуки расспрашивают про Джо, Джека и Джимми, но Типтон и Уилфрид виделись один раз, и единственным их общим знакомым был нью-йоркский полисмен, так что расспросы и ограничились этим прекрасным человеком.
— Вот что, Уилли, — сказал после этого Типтон, — говорил я с твоей Моникой. Здорова, однако!
Уилфрид сурово взглянул на него, пораженный такой свободой речи.
— Ты не мог бы, — осведомился он, — иначе определять мисс Симмонс?
— Виноват. Вырвалось. Хотел сказать «Хороша». Просто персик со сливками. Судя по всему, она тебя любит.
— Что?!
— Так она сказала. Говорит, «брошусь» или «кинусь»… Чего тебе еще?
Уилфрид задрожал и что-то проглотил.
— Ты не шутишь?
— Нет, не шучу. И она не шутит. Иди к ней, утри ее немного, и — к делу!
Программа эту Уилфриду понравилась, но он еще колебался.
— К делу?
— Поцелуй, обними. Лучше бы сперва умыть… Уилфрид покачал головой.
— Поцеловать — не смогу.
— А что такого?
— Боюсь.
Типтон снисходительно улыбнулся.
— Именно это я сказал Пруденс, когда мы говорили про Ви.
— Моей кузине Пру?
— И она тоже? Куда ни кинь, твоя кузина.
— Дочь моей тети Доры. Вышла за Генри Листера. У них гостиница под Оксфордом.
— Помню, помню, она все искала деньги, еле увернулся. Так вот, она тут жила, когда я влюбился
— А ты отвечаешь…
— Ничего я не отвечаю, я упал с перил, мы сидели на террасе. Ну, сел опять, говорю: «Да», а она говорит: «Почему вы ей не скажете?». Я говорю: «Боюсь», а она, знаешь, что сказала?
— Нет, не знаю.
— Чтобы я выпил.
— Выпил ты?
— Естественно. И совершенно изменился.
— Стал настоящим мужчиной?
— Вроде этого.
— И объяснился с Ви?
— Лучше скажем, велел ей стать моей женой.
— Как же это?
— А так. Сперва я думал крикнуть: «Мы созданы друг для друга!», но решил, что это слишком. Ты не волнуйся, само пойдет. У меня в машине лежит фляжка. Бери и пей. Сунь в карман, а минут за пять хлопни. Сам увидишь!
Лицо у страдальца вспыхнуло, как у Шелли, когда тому показалось, что «дух» рифмуется с «жаворонок», но тут же угасло.
— Я не могу пить.
— Да брось ты! Шотландское виски, самый высший сорт!
— Дама узнает.
— Какая еще дама?
— Начальница школы. Я буду у нее работать.
— А, да, ты говорил! Не узнает.
— Узнает. Она тут гостит. Вообще-то я не хочу учить каких-то дур, но ничего не попишешь, работа. Значит, выпить?
— А то! Когда ты пойдешь к Монике?
— Завтра с утра. Только я даму боюсь.
— Ничего, я посторожу.
— Спасибо, Типпи. Ты настоящий друг.
— Чем можем, чем можем. Сценарий повторить?
— Давай.
— Подходишь.
— Подхожу.
— Обнимаешь.
— Обнимаю.
— Целуешь.
— Целую.
— И говоришь: «Созданы друг для друга!». Проще пареной репы.
Глава 7
Неприятно узнать, что тебя преследуют, а если уж довелось, и вы при этом — девица, пусть преследует хотя бы не тот, кто назвал вас рыжей дурой. Входя в замок, Сэнди кипела гневом, обидой, досадой и прочими эмоциями. Кроме того, она удивлялась. Как не удивиться, если Сэм Бэгшот оказался там, где его нет и быть не может?
Когда она вошла в просторный холл, в дальнем углу замаячил лакей. Прикрепив к кольцу в стене красную веревку, он направился к противоположной стене и сделал то же самое. После этого он повесил на видных местах две грозные таблички. Одна гласила:
Просим НЕ ВЫХОДИТЬ ИЗ РЯДА!
другая:
Просим НЕ КУРИТЬ!
Потом, отряхнув ладони, он отступил немного, чтобы на них полюбоваться.
Сэнди так удивилась, что забыла про Сэма — конечно, на время.