Тоомас Нипернаади
Шрифт:
– Ну что, каюк Яаку?
– поинтересовался Моормаа.
– Да нет, - буркнул Нипернаади.
– Они уже заперлись, и я не смог войти.
– Где же ты пропадал так долго?
– полюбопытствовал батрак.
– Я-то думал- теперь ты уж с ним посчитаешься.
– Стоял под окном и слушал — тяжело дыша ответил Нипернаади, - слушал, как они там шепчутся, шепчутся и милуются, этот жуткий разбойник и моя Кати. И тут сердце мое не выдержало, что-то страшное зарычало во мне — и я бросился как безумный прочь, по ночным полям. Да-да, эту ночь я уже не переживу!
– Я бы на твоем месте подпустил
– Красного петуха?
– повторил Нипернаади, дрожа как в лихорадке.
– И правда, идея отличная, почему бы не подпустить им красного петуха? То-то повеселятся в свою первую счастливую ночку! Ах ты ж, господи, что-то надо сделать, обязательно. Дорогуша, у тебя спички есть?
Батрак пошарил в карманах, нашел спички и протянул их Нипернаади.
– Соломы прихвати, - наставлял он, - иначе хутор не запалить. Сначала сунь под стреху соломы, а уж потом поджигай.
Нипернаади снова спустился по лестнице и на какое-то время пропал. Когда он появился, Моормаа уже храпел, крепко сжимая в кулаке подаренную трубочку.
– Моормаа, - Нипернаади потряс батрака, - дорогуша, хутор не занимается. На таком студеном ветру со спичками делать нечего, только искра вспыхнет, тут же и гаснет. Слышишь, Моормаа, что же мне теперь делать?
Но батрак не пошевельнулся, продолжал спокойно похрапывать. Нипернаади постоял перед ним, вздохнул и уселся перед чердачной дверцей. Неподвижными глазами он смотрел в темноту, слушал зарывания осеннего ветра и дрожал. Долго он сидел перед дверцей, потом тяжко вздохнул и улегся рядом с Моормаа. Потом уснул.
Проснулся он поздно. Моормаа давно уж работал. Нипернаади встал, выглянул наружу. Осеннее утро сеяло мелким дождичком, со свистом завывал ветер. Нипернаади слез и встал посреди двора. Появилась и Кати.
– Ну что, уходишь?
– спросила она, подойдя поближе.
– Я ведь как думала - Нипернаади будет уходить, непременно провожу его. Хоть до границы хутора. Но сам видишь — работы по горло, ни на минутку нельзя отлучиться.
– Так что будь здорова, милая Кати, - грустно произнес Нипернаади.
– Я заспался, давно уже пора бы выйти!
– Нет, нет, - воскликнула вдруг Кати, - так я тебя не отпущу. Ты еще должен заглянуть в дом, согреться перед дорогой. Ночи теперь такие холодные, ты там совсем в ледышку превратился, смотри, ты же весь дрожишь! Нет, я тебя так не отпущу, зайди на минутку в дом, погрейся у плиты. Пока она горячая.
Довольная, проворно перебирая ногами, она ступала впереди, а Нипернаади шагал за ней.
Войдя в дом, Кати пододвинула скамеечку к плите и сказала:
– Тоомас, дорогой, ты садись. Садись и грейся. А я пока соберу тебе поесть.
Она выложила на стол хлеб, мясо, поставила кружку с молоком. Посмотрела, словно что-то прикидывая, потом принесла еще масло.
– Тебе достался бы еще кофе с пирогом, - застенчиво улыбаясь, сказала она, - но ты слишком разоспался — от наших ничего не осталось. Да и Яаку надо было дать на дорогу.
– Так Яака нет дома?
– спросил Нипернаади, пугаясь своего печально-покорного голоса.
– Выходит, Яака нет дома?
– повторил он уже веселее, закинув голову.
– Нет, - ответила Кати.
– Яак просил передать
Нипернаади поблагодарил за приглашение и спросил:
– Куда Яак поехал — в город за кольцами? А подвенечное платье привезет?
– Да нет, - засмеялась Кати, - с кольцами можно подождать, время еще терпит. Яак поехал за моей матерью, братьями и сестренками. Привезет их на хутор, и опять мы будем все вместе. Я-то не хотела, хватит, говорю им пока одной коровы, пошлем им корову и поросенка, да пару мешков зерна на зиму и достает. А Яак и слышать об этом не хочет. Ты, говорит, Кати, помалкивай, где ты, там и твои маленькие братья с сестрами должны быть. Я, говорит, такого урожайного года не припомню, уж как-нибудь перезимуем, Яану и Лийз, может быть, придется на месяц-другой перебраться в баню, а весной Яак начнет новый дом строить. Ну, и весной же поделим хутор, половина будет Яану, вторую половину себе оставим. И лес Яака тоже нам останется, его мы не отдадим никому, он нынче в цене, а у нас такие корабельные сосны — в одиночку не обхватишь!
И вдруг, испуганно вскрикнув, она всплеснула руками:
– Боже мой, я все болтаю и даже не пригласила тебя к столу! Иди, Тоомас, поешь, - впереди долгий путь.
– А, пусто, - сказал Нипернаади, - до еды ли мне теперь! Значит, вся твоя семья перекочует сюда? Передай привет малышу Пеэпу, погладь его золотую головку. Вот и будут у них коровы и лошади, и быки, и свиньи — сбудутся все желания!
Он отвернулся и провел пальцем по глазам. Потом улыбнулся снова.
– Ты и правда не хочешь есть?
– удивилась Кати.
– Совсем ничего не хочешь, даже молока?
– Ну, разве что молока, - ответил Нипернаади, - только совсем чуть-чуть, а то во рту пересохло.
Он взял кружку и тут же вернул ее Кати. Встал, засобирался уходить.
– Как жалко — тебе придется идти под дождем в грязи, - сказала Кати.
– В другой день я бы непременно отвезла тебя на лошади. Мне и правда стыдно, сто приходится так провожать тебя с хутора, ты был к нам так добр, так нам помог. Но Яак уехал на двух лошадях за моей матерью, на одной Яан укатил в Хярмасте, а того молодого жеребца, что стоит в конюшне, я боюсь запрягать в телегу. И Яак бережет его, говорит, что это будет наш свадебный конь.
– Да не надо мне ничего, - засмеялся Нипернаади.
И тут он вдруг подхватывает Кати на руки, целует ее в губы и уходит.
– Ты все-таки ненормальный!
– испугалась Кати.
– Увидел бы Яак, он бы тебя непременно убил!
– Ничего, - успокаивает ее Нипернаади, - должен я за свое долготерпение получить хоть какую-то награду!
Они оба выходят во двор.
– Счастливо тебе, Кати!
– говорит Нипернаади.
– Я обязательно приеду к тебе на свадьбу из своего роскошного поместья. Привезу в подарок обещанную Лоо и еще кое-что получше. Жди меня, Кати! А потом, когда твоего Яака уже совсем скрючит, я буду наведываться еще чаще. Всего тебе, Кати!