Тоомас Нипернаади

Гайлит Аугуст

– Отчего не встанешь на квартиру?
– спросил старик.

– Да как-то недосуг было, - ответил Нипернаади.
– А вот теперь так и сделаю.

Он выложил на стол весь свой заработок и спросил:

– Дашь мне за это крышу над головой и немного еды? А в следующую субботу я опять принесу денег. Здесь, на берегу мне надо непременно дождаться приказа явиться на судно. А до тех пор буду ходить на работу в Сирвасте. Нет, нет, не спеши, понятно, что маловато, но ведь я не требую много, какую-нибудь лежанку возле печки в этой комнате. А Марет я не помешаю?

– Это много, - ответил старый рыбак.
– Это безусловно много. Я давно уже не видел столько денег сразу. Да и где уж мне, я стар, сети мои порвались и выходить в море мне уже не по

силам. Как-то летом здесь жил несколько дней художник, он рисовал море и рыбаков, но и он не платил так много.

– Вот и ладно, - успокоился Нипернаади, взял каннель и весело заиграл.

Открылась дверь: вместе с дождем и ветром в избушку вскочила Марет. При виде незнакомого человека рядом с отцом испуганно замерла.

– Это наш новый постоялец, - объяснил отец.
– Он матрос, ждет предписания со своего судна и пока должен пожить у нас на берегу. Не бойся его, Марет, это тебе не Яанус Роог!

Девушка только коротко глянула на Тоомаса и скрылась в задней комнате. Она быстро и взволнованно вышагивала по комнате и слушала, как играет Нипернаади. Старый рыбак уже давно улегся спать, а Нипернаади все играл.

Потом он постучал в дверь задней комнаты и вошел.

– Не бойся меня, Марет, - улыбаясь произнес он, - я уже видел, как ты бегаешь по берегу с ветром наперегонки. Коты распущены, и рука на отлете, словно крыло на попутном ветру, а может, и ты меня приметила, как ходил я вдоль берега безработный и бездомный. А когда я по вечерам устраивал себе ложе из палой листвы, не ты ли по утрам разбрасывала мою постель, и мне приходилось собирать каждый раз новую? Или это не ты, а ветер? Но листья были разбросаны, будто брали в охапку и кидали, и всегда в сторону моря. А как-то раз я постучался и в твою избушку, но ты не захотела со мной разговаривать, хлопнула дверью, не сказав ни слова. И все же я в твоей лачужке, а твой отец — мой друг. Не сердись, Марет, я только спросить пришел, оставишь ты меня здесь или мне опять уходить в лес?

– Ты пришел сюда с Яанусом Роогом?
– спросила Марет, и голос ее дрогнул.

– Пришел с ним, но Яанус мне не друг, - ответил Нипернаади.

– Терпеть его не могу, - взорвалась Марет.
– Это он рвет отцовские сети, разгоняет рыбу и досаждает нам где только может. Хочет, чтобы мы казались еще беднее, чтоб мы пошли к нему на поклон. Я отцу говорю-говорю, а он не верит. Он даже был бы рад выдать меня за Яануса!

Она засмеялась — презрительно и зло.

– Я починю сети твоего отца и буду помогать ему в море, - сказал Нипернаади.

– Ты?
– девушка опять засмеялась, но теперь весело и беззаботно.
– Да ты ведь не рыбак и в море никогда не ходил. Матросы ходят совсем не так, как ты.

– Спокойной ночи!
– неожиданно сказал Нипернаади и прикрыл за собой дверь.

* * *

Работы в Сирвастеском порту уже закончились, баржи с лесом ушли, и рабочие разбрелись кто куда. Только Нипернаади не пошел искать заработка. Он так и жил в маленькой рыбацкой избушке, чинил сети и лодку Ваа, а сейчас сидел дома и что-то писал.

Буря утихомирилась, частенько шел мягкий снег и на несколько дней присыпал лес и берег. Тогда ветви деревьев покрывались сыпучим пухом, а можжевеловые кусты стояли словно белые ягнятки. Даже днем уже подмораживало, в заливе намерз тонкий лед. Правда, когда ветер дул с моря, лед ломался и волны выбрасывали его на берег, словно острые осколки стекла, и все же зима была уже близко. Кончилась рыбная ловля, и перевернутые рыбацкие лодки лежали на берегу.

Даже Яанус Роог однажды заявился к Ваа в белом овечьем полушубке, теплых валенках, с пилой и топором в руках. Но в избу не вошел, стоял у двери и ждал. А когда рыбак поспешил к нему навстречу, Яанус заносчиво сказал: « Пойду к Юстусу валить лес, и напарник у меня теперь куда лучше. Не этот бродяга с Чудского в развалившихся сапогах, а здоровый молодой парень. С ним валить вековые деревья одно удовольствие.

А ты, старый, скажи этому бродяге — не нравится мне, что он тут торчит. Давно уж пора ему отсюда проваливать и оставить мою невесту в покое. Я как-то видел их на берегу, скачут игриво по снегу, как два воробья. Скажи ему так: если в воскресенье на той неделе я приду, а он к тому времени не исчезнет, я ему покажу где раки зимуют. Ну, а Марет передай привет, скажи, пусть будет благоразумна!»

И Яанус Роог закинул топор на плечо, ухватил пилу под мышку и с гордым видом зашагал прочь.

Нипернаади слышал угрозы Яануса, но не обращал на них внимания. Был серьезен, неразговорчив, иногда молчал по нескольку дней кряду. Он словно постарел, грустно и беспокойно глядел, как берег покрывается белым снегом. Даже каннель позабыл в углу и даже озорной смех Марет не вдохновлял его больше.

– Видно, и впрямь порам мне двигаться, - грустно сказал он.
– Я последняя перелетная птица, что еще задержалась здесь. А как встанут реки и озера, конец моим песням, впаду, как медведь, в зимнюю спячку, и по всему телу разольется истома. Ах, Марет, лето прошло, осень прошла, к чему мне теперь восхвалять твою молодость и красоту? Теперь Господь на всю зиму бросит меня в келью. Буду я там киснуть до следующего весеннего солнышка. Отчего я не встретил тебя весной, Марет?

– Так и не пришло тебе письмо с судна, - смеялась Марет.
– Они позабыли, что где-то на берегу ждет некий Нипернаади.

Тоомас улыбнулся, рассеянно взглянул на девушку и сказал:

– А ты не находишь на берегу ни одной жемчужины? Все мечтаешь, надеешься — вдруг найдешь на берегу целую кучу жемчуга — волны вынесут их тебе с погибшего корабля. По многу раз в день бегаешь смотреть, не выбросило ли море долгожданное сокровище. Долго ли думаешь обманывать себя и жить пустыми мечтами? Не разумнее ли помириться с Яанусом?

– Не говори мне о Яанусе, - сказала Марет, - зачем ты запугиваешь меня этим человеком? А найти жемчуг — это не мечта, я в это твердо верю. Выносит же море на берег всякий мусор, обломки затонувших кораблей, почему бы когда-нибудь ему не выбросить и жемчуг, и другие сокровища? И я буду богатой и желанной, тогда даже Нипернаади будет говорить со мной куда ласковее. Здесь, на берегу, я выстрою себе дворец, и тысячью сверкающих окон он будет сиять, как маяк, далеко в море. И тогда где бы ты ни был, все равно ты непременно приедешь взглянуть на это сверкающее море огней. И когда ты, ослепленный сиянием и роскошью, переступишь мой порог, я выйду к тебе навстречу и скажу: «Теперь ты останешься здесь старый матрос!»

Нипернаади взял руку девушки в свои руки, и в нем словно шевельнулся последний солнечный лучик с зимнего неба.

– Ты так прекрасна, - оживленно заговорил он, - и все же я не приеду к тебе. Старый матрос будет ждать тебя по ту сторону морей, океанов, далеко на севере, возле самого края света. Там, далеко на севере, затонул какой-то корабль, и волны выбросили на берег матроса. Правда, он уже постарел, морщины избороздили его лицо. И он живет в хижине из мха и белой бересты, а над его головой блистают звезды и лучится северное сияние. Он живет и ждет из года в год, живет и ждет. И вот однажды утром — гремят барабаны, трубят рога, он просыпается, с затаенным дыханием выбегает на порог своей хижины и видит: на арабских скакунах, верблюдах, которым нет числа, к нему движется лагерь знаменитой царицы Савской. Золотые щиты воинов сверкают на солнце, частоколом встают островерхие шлемы. И среди солдат, в паланкине из слоновой кости, на плечах дюжины черных рабов восседает сама царица, в блеске синих сапфиров, зеленых изумрудов и багровой яшмы, словно весеннее солнце. И старый матрос, ослепленный, падает ниц подле своей хижины, закрывает глаза рукой и восклицает: «Всемогущий Боже, дай продлиться этому сновидению, ибо невозможно, чтобы навестила меня царица Савская». Наступает вечер, войско разбивает шатры, зажигаются бессчетные огни, на кострах жарят вкуснейшие блюда. А царица восседает в своем паланкине и говорит...