Тоомас Нипернаади
Шрифт:
– Пару бутылок пива?
– презрительно воскликнул Нипернаади.
– Ты что, из ума выжил? Эти вещи стоят не меньше десяти крон, а ты предлагаешь мне пару пива. Нет, я вижу, ты не деловой человек; недаром твой трактир пуст, как мехи.
Хозяин оттолкнул рукой вещички Нипернаади::
– Нет, больше дать не могу. Что мне делать с твоим сломанным ножом и зеркальцем? Кто их у меня купит?
– Да я сам!
– убежденно заявил Нипернаади.
– С завтрашнего дня буду грузить здесь кругляк, и уж тогда пьянкам да гулянкам конца не будет. А если ты так, то я со своим другом Яаном Вайгупалу пойду в Ристмяэскую
Трактирщик снова стал перебирать вещицы, попробовали их на зуб, поскреб ногтем и спросил:
– А сколько бы ты хотел? Какова твоя цена?
Нипернаади подумал.
– Знаешь, - сказал он наконец, - я заложу эти вещи на неделю, а ты дашь мне пять рюмок водки, два унта хлеба, одну селедку и пустишь сегодня переночевать. А в субботу я выкуплю свои сокровища.
– Нет, нет, - запротестовал хозяин, - ни за что. Это слишком много.
Нипернаади взял вещицы, положил в карман и двинулся к двери.
– Всего хорошего, - сказал он. В Ристмяэ хозяин наверняка поразумнее будет. Эх, предчувствую я, какие там будут пьянки да гулянки. А в день расчета позову в Ристмяэскую корчму всех грузчиков — вот это будет пир горой!
Взялся за ручку двери, приостановился. Прислушался — не позовет ли хозяин? Не позвал, только ветер гудел и свистел за стеной. Оглянулся — хозяин снова склонился над стойкой и, похоже, собирался вздремнуть.
– Какова же будет твоя последняя и окончательная цена?
– спросил Нипернаади, возвращаясь к стойке.
– Три рюмки водки, два фунта хлеба и селедка, - ответил хозяин, приподняв голову.
– А ночлег?
– Ночлега не будет!
– твердо ответствовал корчмарь.
– И речи быть не может.
Нипернаади выложил на стойку нож, записную книжку, пробочник и зеркальце, подсел к печке и сказал:
– Да смилуется господь бог над тобой, скрягой! Но я здорово промотался за эти недели, и в кармане не осталось ни цента. Зато и пожил я, надо признаться, в свое удовольствие! Пока толстопузый трактирщик взял меня за чуб и не сказал: «Отправляйся-ка снова на меня за чуб и не сказал: «Отправляйся-ка снова на заработки!» Так я и попал сюда. Ну, давай же скорее водки, хлеба и селедку. А Ночлег — не велика забота — у меня тут поблизости обитает тетка, еще и обрадуется, когда меня увидит, времени-то ого-го сколько прошло. Она живет в нескольких километрах отсюда, немолодая, имеет большой дом, восемь лодок и сети у нее лучшие во всей округе. Ее зовут Катарина Йе, ты наверняка слыхал о ней. Богатая милая женщина, но мне, пьянице, не наследовать ее состояния. Не по душе мне сидеть на одном месте и возиться с этими лодками, сетями.
Он ел не торопясь, с удовольствием, сладкая истома разлилась по всему его телу. Он наслаждался каждым кусочком, долго подробно рассказывал о делах богатой тетушки и в конце концов чуть не задремал у печки.
– Дружище Вайгупалу, видно, задерживается, - сказал он сонно, - но он непременно будет, еще сегодня.
За окнами смеркалось. С моря тяжко задувал ветер, шум и рокот волн все усиливался. С неба иголками сыпалась ледяная изморось.
– Сегодня больше никто не придет, - заявил хозяин, забирая стакан и тарелку Нипернаади, - Сейчас закрою ставни и запру двери, чего жечь дорогой керосин!
– Нет, нет, - возразил Нипернаади, борясь со сном.
– Яан Вайгупалу будет
– Не верю я в твоего Вайгупалу, - сказал хозяин, - не слыхал я прежде такого имени!
Нипернаади оторвался от печки и скрепя сердце двинулся к двери.
– Зачахнешь ты в этой дыре, - презрительно сказал он.
– В тебе нет и капли крови делового человека. Уж лучше тебе стать рыбаком или крестьянином, а то — завтра же топать со мной грузить кругляк. За полный день тебе, конечно, не заплатят, но хоть что-то заработаешь. А пока будешь здесь киснуть, у тебя горб вырастет, да и на пропитание наверняка не хватит.
Он остановился в дверях, будто из боязни выйти на холод.
– Наверняка, - повторил он.
– А когда я однажды забреду сюда снова, - добавил он, - то вместо тебя за стойкой будет белый скелет — это уж точно!
– Иди, иди, - сказал трактирщик, оттесняя его за дверь, - ни к чему мне твои глупые разговоры.
Он вышел, встречь ему ударил ледяной дождь. Придерживая руками пиджак, он пошел вдоль берега, ссутулившийся, убогий, дрожащий. Свернул в лес, отыскал под кустом каннель, придирчиво оглядел, верно, прикидывая, не отнести ли и его хозяину трактира. Но пару раз проведя по холодным струнам, снова упрятал инструмент под куст. Потом сгреб в кучу палые листья и соорудил себе ложе.
Утром проснулся стуча зубами, мокрый, замерзший. Снова побежал в Сирвасте.
В гавани уже суетились люди. Нипернаади понаблюдал за ними, потом подступил и спросил:
– Работа найдется?
Мужик постарше испытующе оглядел его и отозвался:
– А что, можно попробовать, если не подойдешь, можешь вечером двигать дальше.
Он да не подойдет? Где его напарник? Да вы только поглядите, как он перебрасывает эти бревно ан судно — как пушинки. Да это не работа, а так, забава, детишки и те справились бы. Его подозревают — как будто нет у него сил, желания, сноровки, наконец!
Его напарником оказался молодой и сильный парень по имени Яанус Роог.
– Не пыли, - с укором сказал он Нипернаади, - сразу видно, что ты не работник. Ты, может, на Чудском с сетями возился, а кругляк грузить не умеешь. Для начала рукавицы надень, возьмись за бревно и как следует на катки поставь, потом подтолкни, и чтобы всегда с одинаковой силой, оно само куда надо скатится. У тебя что, рукавиц нету?
– Дома оставил, - ответил Нипернаади застенчиво.
– Да сейчас еще не холодно.
– Не холодно?
– засмеялся Яанус Роог.
– Бревна заледенели, а тебе не холодно?
Вечером рабочие разошлись по домам, и Нипернаади залез на покачивающуюся баржу. Здесь он вместе со сторожем спал у топившейся железной печурки, был доволен и счастлив.
– Эти баржи за границу пойдут?
– спросил он.
– Нет, эти гробы не выдержат шторма, - ответил сторож.
– На них и в прибрежных-то водах небезопасно.
– Жаль, - Нипернаади заметно расстроился, - а я бы махнул за границу. Я ведь по профессии матрос, и мне бороздить моря — одно удовольствие. В самом деле, это куда лучше, чем бродить по суше. Ну и, конечно, увлекательно тоже, с бурями бороться дело нешуточное, особенно на посудине вроде этой.