Тоомас Нипернаади
Шрифт:
Дни проходили в запарке, работа была не из легких. Несколько барж уже уши нагруженные.
– Здесь работы на несколько месяцев хватит, - прикинул Яанус Роог, - жаль только, что наши люди так суетятся, дело не спорится, когда нет профессиональных рабочих. А тут одни рыбаки да батраки хуторские, эти пылят, гонят, будто на сенокосе или путине. Кругляк надо грузить не спеша, со знанием дела, надо каждое бревнышко сколько раз приподнять да посравнить, прежде чем решить, какое и в каком порядке возьмешь, потом только ставь его на катки. Ни рыбаки, ни батраки так
В субботу рабочим заплатили, и Яанус Роог сказал Нипернаади:
– Я тут однажды вечером слышал, как ты на каннеле играешь. Ты что, в самом деле способен к такому занятию? Сегодня могу взять тебя с собой. Я тут неподалеку знаю одну девушку, дочь рыбака, Марет Ваа, они с отцом живут в небольшой избушке.
Эта Марет Ваа девушка что надо и веселая, да уж не про тебя. Ты для нее староват, и одежка твоя совсем износилась. Ты когда последний раз смотрел на свои сапоги? Но со мной-то мог бы пойти, мне было бы веселее с Марет беседовать под твои переборы. А о водке позабочусь я.
Они зашли в трактир, и Яанус Роог купил водки. Нипернаади забрал у хозяина свои вещицы и сказал:
– Ну, теперь погуляем! Только в этой дыре я и минуты не останусь. Мне нужен не скупердяй, а трактирщик, чтобы выставлял на стол всю свою выписку и закуску и при этом относился бы к человеку с уважением. Пошли-ка в Ристмяэ, там трактирщик наверняка поумнее. Уж он из-за двух рюмок водки торговаться не станет, когда речь идет о тысячах.
– Хвастун ты, и все, - сердито отозвался хозяин.
– Ни пить ты не умеешь, ни деньгами сорить. А придешь еще раз, и рюмки водки за свой ножик и зеркало не получишь. Бахвал несчастный!
– Чтоб я еще раз сюда вернулся?
– у Нипернаади брови на лоб полезли.
– Да знаешь ли ты, что скоро я на судах своей тетушки Катарины Йе ухожу за границу, капитаном подрядился. Тетушка хочет сделать из меня приличного человека.
– Нет на нашем берегу никаких Катарин Йе, - возразил хозяин.
– Ах нету?
– Слушай, Яанус, - позвал Нипернаади через порог.
– Трактирщик говорит, что на их берегу нет моей тетки Катарины Йе! Иди-ка растолкуй этому человеку, ошибается он или нет.
Но Яанус был уже далеко и крикнул:
– Сколько еще тебя ждать? Пошли уже, не то я уйду к Марет один!
– Видал, даже Яанус не хочет с тобой, пустельгой, разговаривать.
Он побежал за товарищем, и они направились к рыбацкой лачуге.
– Эта Марет прелестная девушка, - заговорил Яанус.
– Глаза у нее зеленые как море, щеки смуглые, волосы черные, а нос с горбинкой, как у вороненка. Ты не подумай ничего дурного, она еще совсем молоденькая, и даже меня, самого красивого парня на этом берегу, не очень-то привечает, дикарка, недотрога и любит бегать в одиночку по лесу, вдоль берега.
Старику с ней одно расстройство: ему бы на старости лет крепкого зятька, да Марет и слышать о том не желает. Так и живут, еле перебиваются, и голодают и холодают. Но сама Марет — загляденье, вчера я ее встретил на берегу и говорю — Марет,
Лачуга Симона Ваа сиротливо стояла на высоком берегу, маленькая, приземистая, малюсенькое оконце, словно лампада, глядело в сторону моря. Вокруг бесновался и выл ветер, и крохотное жилище как бы съежилось в страхе перед холодом и бурей. Низкая дверь держалась на петлях из прутьев, две малюсенькие комнаты напоминали ракушки. Светлые доски пола совсем недавно скребли, и они еще не просохли.
– Привет Симону Ваа!
– сказал Яанус, входя в комнату.
– До чего же у тебя жилье неказистое, вхожу и боюсь, что задену головой потолок и опрокину всю твою обитель. И чего это ты строил ее такую теснющую?! Гляди, сегодня я даже приятеля привел, он с Чудского озера, знает, как сети ставить, и на каннеле играет. А вообще человек совсем бедный, бездольный, сапоги, вон, каши просят. Как в гавани работа кончится, не знаю, что и делать будет.
Он выставил водку на стол, сам нашел на полке хлеб, соль и спросил:
– Что же, Марет дома нету? Опять убежала в лес и не явится до полуночи?
– До полуночи не явится, - певучим голосом произнес старый рыбак.
– Бог ее знает, где ходит, где бегает.
– А ты запрети, не пускай, - укоризненно заметил Яанус.
– Ты отец, она должна тебя слушать. Куда как красиво — я прихожу, приятеля с каннелем привожу, а у нее и в мыслях нет нас дожидаться. Вчера я же ей сказал — приду завтра тебя проведать, сиди дома и жди!
Мужчины уселись за стол, пили водку и молчали. Под ударами ветра хижина раскачивалась и скрипела, каждое бревно, балка будто жили своей обособленной жизнью. С моря доносился мрачный рокот шторма. Свистел и завывал ветер.
– Не желаю я ждать, - заявил Яанус.
– У меня и без нее есть девушки и полюбезнее. Марет глупая и спесивая, такого пригожего парня не в состоянии пригреть. Айда, Тоомас!
– Я еще побуду тут, ответил Нипернаади.
– Останешься ждать Марет?
– спросил Яанус.
– Ты только помни — до тебя ей и вообще дела нет. Для нее ты слишком беден и стар и к тому же некрасив. А впрочем, оставайся, ты же бродяга бездомный, на барже-то ничуть не лучше.
Только Яанус ушел, Нипернаади весело заговорил:
Этот Яанус Роог больно заносчив, терпеть его не могу. С чего это он взял, будто я с Чудского озера и умею тянуть сети? Никогда на Чудском не был и вообще не знаю, с какого конца сети тянут. Я — матрос, жду, когда велят прибыть на судно. Скоро улечу в заморские дальние страны, и тогда конец моему бродяжничеству. А пока суд да дело, я правда подрабатываю в гавани в Сирвасте, гружу бревна, и квартиры у меня действительно нет. А спать на качающейся барже — хуже нет. Ночью, бываете, проснешься от морской болезни и делать нечего — вылезаешь на причал, идешь вдоль берега, мерзнешь и в дождь и в снег, пока снова не почувствуешь себя здоровым, чтобы вернуться обратно на баржу. Хуже нет — правда? Я ведь старый матрос, десятки лет ходил по морям, а вот качки не выношу.