Топот бронзового коня
Шрифт:
Евнух сохранял скорбное молчание. И смотрел угрюмо, как заплечных дел мастер разжигает огонь в жаровне, чтоб поджаривать ему пятки, как вдевает верёвку в железное кольцо, ввинченное в потолок, чтобы вздёрнуть жертву, заломив ей руки за спину. А когда к пыткам было всё готово, наконец прорезался:
– Я отвечу на ваш вопрос, если посулите мне жизнь и возьмёте с собою в Константинополь.
– Ишь, чего захотел, безбожник!
– оценил его слова Феодосий.
Но напарник решил иначе; он сказал:
– Главное, в конце концов, дело, а не жизнь этого ублюдка. Я согласен: если мы найдём сундуки,
Черноризец возразил другу:
– Нет, не с «нами», а с тобою одним. Я отсюда никуда не поеду и останусь в монастыре в Эфесе.
– Поступай, как хочешь, - отмахнулся Фотий.
– У тебя своя судьба, у меня - своя. Мы обязаны обнаружить похищенное, остальное не так существенно.
Каллигон сказал:
– Поклянись на кресте, что потом не переменишь данное тобой обещание.
Молодой человек поклялся, и тогда скопец объяснил, где матросы зарыли краденые трофеи. В тот же день оба константинопольца поскакали к пещерам, но копать не пришлось, так как взорам их предстали пустые ямы - кто-то уже за них поработал.
– Вот проклятье!
– выругался Фотий.
– Евнух нам соврал.
– Не соврал, - раздалось за их спинами.
Обернувшись, они увидели группу вооружённых гвардейцев во главе с архонтом. Тот стоял, скрестив руки на груди, и смотрел с видом победителя.
– Не соврал, - повторил чиновник, - сундуки здесь покоились до вчерашнего дня. А вчера скопец выдал место их захоронения мне. И пока вы допрашивали его, я с моими людьми перевёз сокровища к себе во дворец.
– Ну, так помогите возвратить украденное в казну, - предложил Фока.
Рассмеявшись, архонт ответил:
– Мне они и самому пригодятся. Мы договорились с кастратом: десять сундуков забирает он, сорок - у меня остаются.
– Этого не будет, - грозно заявил Феодосий.
– Или о твоих плутнях станет известно императору.
– Интересно, каким же образом?
– удивился тот.
– Вы отсюда не выйдете, ибо упокоитесь в вырытых могилах, а других свидетелей не имеется.
Но и Фотий был не из пугливых: он достал меч из ножен, прикреплённых к поясу, а приятелю кинул боевой топорик. И сказал, ощерясь:
– Ну, возьми, попробуй. Мы ещё не разучились владеть оружием.
Оба приготовились к бою. Люди архонта бросились на них, тоже действуя топориками и мечами. Завязалась схватка. Силы, конечно, оказались неравными, но питомцы Велисария действовали искуснее, уворачивались от ударов проворнее, применяли не только оружие, но и ловкие приёмы рукопашного боя - точные удары ногами. В результате от отряда в десять человек вскоре остались только трое, но зато самые здоровые. Одному из них удалось ранить Феодосия, тот споткнулся и едва не упал, но сумел избежать губительного удара и в ответной атаке заколол обидчика. Тут уж силы оставили его окончательно, инок опустился на землю, истекая кровью, и несчастному Фотию пришлось одному сражаться против двух громил. С первым он разделался быстро: неприятель поскользнулся и упал в одну из вырытых ям, а пока выбирался наружу, молодой человек рубанул по шее второго. Первый бросился в новую атаку, и ему на выручку поспешил сам архонт. Свежий, не уставший, он значительно потеснил Фотия, и тому неминуемо пришёл бы конец, если бы поверженный Феодосий не сумел прицельно метнуть
В это время архонт выбил у Фотия клинок и хотел было заколоть, как свинью, но у сына Антонины всё-таки достало выучки уклониться от мощнейшего выпада противника и подсечкой опрокинуть на землю. Поединок перешёл в драку: оба начали кататься в пыли, бить друг друга кулаками в лицо и попеременно душить. И опять бы пасынку Велисария не снести головы, если бы чернец не подполз к дерущимся сзади и не оглушил главу города небольшим булыжником.
Молодые люди, тяжело дыша, приходили в себя. Феодосий стонал, так как рана была очень глубока и кровотечение продолжалось. Кое-как брат его перевязал. Вновь зашевелившегося архонта оглушили повторно и связали по рукам и ногам. Словно куль, положили на его лошадь поперёк седла, на вторую взобрались вдвоём (Фотию пришлось держать изнемогшего Феодосия, чтобы тот сидел верхом прямо) и не торопясь двинулись в Эфес.
Первым делом разыскали эпарха, рассказали ему о случившемся, сдали связанного чиновника (тот, очнувшись, изрыгал проклятия, обвиняя своих врагов в нападении на его отряд), а на многочисленные вопросы отвечали спокойно: если обнаружим в доме архонта сундуки с похищенными богатствами, значит, их рассказ - правда и не требует иных доказательств.
Вскоре сундуки действительно разыскали - в общей сложности сорок восемь штук; два из них, судя по всему, были Каллигоном растрачены безвозвратно. Ничего, этот вариант тоже не казался провальным.
Феодосия отвезли в обитель Апостола Иоанна, сдали Рафаилу для лечения и дальнейшего пребывания. Фотий, стоя возле ложа больного, так сказал на прощанье:
– Извини, мой друг. Я, конечно, в последнее время на тебя был зол, но теперь иное. Ты меня спас от смерти и помог вернуть украденные сокровища. Это всё меняет. Мы опять друзья. И, надеюсь, больше не поссоримся до конца наших дней.
Черноризец ответил:
– Я надеюсь тоже. Может быть, и свидимся как-нибудь.
– Приезжай в Константинополь, поправившись.
– Нет уж, ни за что. Больше не хочу ни политики, ни прелюбодеяний. Здесь, в Эфесе, окончу дни.
Собеседник его выразил сомнение:
– Не уверен, что родительница моя не пошлёт за тобой людей.
– А давай скажем, будто я погиб от руки архонта?
– Вот ещё придумал! Грех подобное говорить.
– Это ложь во спасение.
– Ах, не городи ерунды. Так и смерть себе напророчить можно.
– Ну, солги, что я убежал. По дороге в Византий спрыгнул с корабля - да и был таков.
– Да, пожалуй, верно. Но и ты не сиди в Эфесе - отправляйся в Киликию, отсидись в каком-нибудь малом монастыре. А потом посмотришь.
– Что ж, в Киликию - это хорошо, - согласился тот.
– В городе Тарсе есть одна обитель - Святого Лазаря, где игуменом выходец отсюда, мой знакомый. Обращусь к нему.
– Бог тебе в помощь, Феодосий.
– И тебе, Фотий.
Погрузили сундуки на корабль, порученец Лиса попрощался с эпархом, взял на борт Каллигона, и 10 ноября судно отвалило от пристани. Молодой человек надеялся, что теперь ему разрешат отдохнуть до весны с молодой женой и продолжить преподавание внуку василисы. Но его мечты оказались призрачны.