Топот бронзового коня
Шрифт:
– Ты давно прибыл из Пентаполиса?
– Накануне вечером, - снова поклонился молодой человек.
– У него хорошие новости, ваше величество, - не смогла сдержаться и вклинилась Антонина.
– Подожди, не перебивай, - укорила её царица.
– Оказался ли ты в доме Гекебола?
– Да, легко.
– Видел ли его самого?
– Нет, увы, Гекебол отдал Богу душу позапрошлым летом.
Феодора перекрестилась:
– Царствие небесное!… Жив ли сын его?
– Слава Господу, заправляет всеми делами покойного батюшки.
– Как он выглядит?
– Симпатичный мужчина средних
Государыня взмахнула рукой:
– Без имён, без имён, любезный!
– Понимаю, ваше величество, и не уточняю.
– Он по-прежнему женат?
– Да, имеет тринадцатилетнего сына Анастасия.
– Вы общались?
– Я назвался купцом из Константинополя, и меня приняли радушно. Иоанн показал дворец, залу для приёмов и библиотеку, где как раз в это время педагог занимался с мальчиком. И меня представили.
– Опиши его.
– Смуглый, тёмноволосый и глаза карие. Тонкое лицо. Вместо буквы «р» произносит «г».
– Но вообще смышлён?
– Да, по просьбе отца прочитал стишок Григория Назианзина [26] , очень выразительно.
– Говорит по-гречески чисто?
– С чуть заметным александрийским акцентом.
– Это ничего.
– Василиса помолчала.
– Был ли разговор с Иоанном… о его происхождении?
Улыбнувшись, Фотий ответил:
26
Григорий Назианзин (Григорий Богослов) (ок. 329-390) - византийский писатель, богослов, поэт. Автор философско-полемических трактатов по догматике и так называемого шестоднева (описания-толкования библейских историй о создании Богом мира), поэм «О моей жизни», «О моей судьбе», «О страданиях моей души». Ему приписывается драматическое сочинение «Христос-страстотерпец». Григорий Назианзин назывался в числе знаменитых учителей христианства.
– Я пытался выяснить, что он знает об этом, и пришёл к убеждению, что, скорее всего, знает правду, так как всячески избегал касаться скользкой темы.
Феодора не смогла скрыть волнения:
– Уж не собирается ли ехать в столицу? Чтобы шантажировать… высокопоставленных родичей?
– Нет, сказал, что в ближайшее время у него на уме только выправление дел в многочисленных хозяйствах отца. Вот когда Анастасий вырастет, может, и отдаст его на учёбу в Октагон. Но не раньше.
Антонина вновь позволила себе высказаться:
– Опасаться нечего, ваше величество: по рассказам Фотия, Иоанн боится Константинополя больше, чем мы Иоанна.
Феодора нахмурилась:
– Тут никто никого не боится, заруби себе это на носу. Что ты позволяешь себе? Забываешь, детка, перед кем стоишь?
У жены Велисария начала вздрагивать верхняя губа:
– Ах, простите, ваше величество, если я превысила… меру допустимого…
– Вот и смолкни.
– И опять обратилась к Фотию: - Ты уверен, что Иоанн не появится?
– Я ему советовал. Может быть, излишне категорично, но хотел убедить как следует, чтоб не сомневался.
– Что же ты сказал?
– Что его вероятные попытки обнародовать
Государыня удовлетворённо кивнула:
– Буду рада, если так получится. И ещё раз напоминаю: никому ни ползвука, ясно? Если я узнаю, что в народе или при дворе обсуждают тему… Иоанна и его матери… оба вы падёте первыми жертвами моего гнева.
Антонина затрепетала:
– Что вы, что вы, ваше величество! Преданность моя и Фотия безграничны…
Василиса отцепила крупный драгоценный камень от одной из подвесок у себя на груди:
– Подойди ко мне, мой бесценный друг. На, возьми награду за твою помощь в этом деле. Деньги за него выручишь отменные. Сможешь, я считаю, даже справить свадьбу.
Принимая подарок и целуя подол платья императрицы, молодой человек ответил:
– Нет, пока жениться не собираюсь.
– Отчего же так?
– Предстоит поход против готов, и отец берет меня с собой.
– Ну, а ты взял бы молодую жену. Велисарий же наверное возьмёт Антонину?
Но родительница Фотия возразила:
– Нет, увы, я должна остаться в Константинополе. Снова жду ребёнка.
Феодора чуть её не спросила: «Интересно бы узнать, от кого?» - но при сыне сдержалась. Лишь взмахнула рукой, что обозначало: можете идти. Но когда они попятились к двери, бросила вдогонку:
– А женить я тебя женю. Даже знаю, на ком: на единственной дочке Иоанна Каппадокийца - Евфимии.
Тот остановился и пробормотал потрясённо:
– Но простите, ваше величество, ей ведь лет пятнадцать, не больше?
Государыня пожала плечами:
– Ну и что с того? Между прочим, по нашим законам, брачный возраст девочки наступает в двенадцать, мальчика - в четырнадцать лет. Это раз. Я хочу иметь своего человека в доме Иоанна, чтоб держать его под контролем, - два. И, в конце концов, просто сделать тебе приятное. Фимка не дурнушка, а скорее хорошенькая. И к тому же - самая богатая невеста империи.
Он стоял и хлопал ресницами. Нино прошипела, подтолкнув его в бок:
– На колени, дурень. И благодари.
Молодой человек, очнувшись, повиновался.
А потом, выйдя из покоев, крякнул:
– Привалило «счастье», ничего не скажешь!
– Чем ты не доволен?
– удивилась мать.
– Партия отличная.
– Просто неожиданно очень. Холостой, холостой - и вдруг женатый.
Сборы ка войну оттеснили на задний план мысли о задуманном браке. Велисарий следил за формированием войск - общей численностью более семи тысяч, - подготовкой конницы и вооружения. Из его ближайшего окружения ехали: Ильдигер, Прокопий и Фотий. Феодосий оставался с беременной Антониной - по её просьбе. Муж вначале напрягся, не хотел уступать, но она устроила настоящую истерику, плакала, кричала: «Ты не смеешь подозревать, что тебе не верна! Это гадко, подло! Я ношу под сердцем твоего второго ребёнка. И в ответ вместо благодарности получаю такой удар!» Тот просил жену успокоиться, чувствовал себя негодяем и молил о прощении. Разрешил приёмному сыну задержаться в Константинополе до родов, а затем приехать на театр военных действий вместе с Нино.