Торжество долгой ночи
Шрифт:
Люциус бросил на нее прощальный взгляд, преисполненный необъяснимой для Кая ласки, и исчез в слепящем свете подпространства.
Они падали в вечности, не постигая течения жизни других вселенных. Яркое разнообразие миров бешено перемежалось на фоне, отдаваясь резью в глазах, пока в какой-то момент краски вовсе не смешались в бурую абстракцию.
В голове повис хаос. Люциус осознавал необходимость остановить это безумие, чтобы привести в порядок разбегавшиеся мысли, но, захваченный врасплох неизвестностью, далеко не сразу спохватился. Он прикрыл веки и, проявив особое усердие, остановил
День переходил в ночь, лето в зиму, заснеженные горы в золотые пустыни. Земная флора и фауна оборачивалась невиданными до сей поры растениями и мифическими тварями, люди становились пришельцами, падшие цивилизации – каменными громадами в свете неона. Но ничто из этого не было достойным замысла Люциуса. Минуя сотни миров, он разверзнул в пространстве черную пропасть и вместе с Джеймсом и Лорканом погрузился в ничто.
Невесомая тьма стала ему ближе, здесь Люк мог играть на своих условиях. Он поделил пустоту на плоскости, изобразил иллюзию, подобную реальности, и вдохнул в нее жизнь. Над головой появилось небо, на горизонте – песчаная полоса берега, а внизу – голодное синее море.
Джеймс ударился о волны, и вода обволокла тело, неумолимо утягивая вниз. Упоительная тишина и легкость пленили его, ощущение блаженной бесплотности увлекало утомленный разум в сон.
Может, стоило закрыть глаза и отдаться нирване? Соблазн покориться слабости, раствориться в ней и отпустить все насущное так велик…
Однажды Джеймс уже тонул. И чего бы он добился своей смертью? Ушел бы, так и не разобравшись в себе. С ненавистью к той, которую любил, и жалостью к себе, отрезав шансы все изменить.
Он так и не перемолвился бы с Ниной, не проникся бы трепетом жизни, будимым взглядом ее серых глаз. Не закипел бы идеей отмщения и не сошелся бы с Лорканом в поединке.
Стоил ли пережитый путь того, чтобы сгинуть теперь на илистом дне?
Даже если Джеймсу было предначертано навсегда потеряться в разломе, в его руках оставалась возможность положить конец власти Лоркана. Эта жертва не так уж и напрасна.
Найденный смысл открыл второе дыхание, побудил с бешеным рвением сопротивляться воде. В глазах потемнело, давление в легких усилилось, и общее состояние должно было внушить чувство беспомощности, но Джеймс продолжал яростно грести, изнемогая от боли в ноющих мышцах. Больше он никогда не позволит себе сдаться.
Вынырнув на поверхность с задранным носом, Джеймс втянул глубокий глоток живительного воздуха, грудь задергалась толчками в тяжелом хриплом дыхании. Невысокие волны набегали в лицо, мешая оставаться на плаву. Джеймс был измучен адской усталостью, но держался наперекор стихии с внутренней стойкостью, защищавшей его от нависшей гибели.
Рядом показалась голова Лоркана. Мокрые волосы облепили лоб, ноздри широко раздувались, жадно вдыхая кислород.
Джеймс приготовился сцепиться.
Люк показался из-под воды, огласив свое появление судорожным кашлем. Фыркая носом и захлебываясь, он убрал приставшие к лицу локоны и осмотрелся.
Джеймс подбирался к Лоркану с однозначным намерением утопить. Превосходный момент избавиться от сломленного дьявола, но перекрыть ему кислород было бы слишком просто, а главное – недостаточно.
Выстроенный буквально из ничего
Единственный закон, которому все подчинялось, – закон Люциуса Страйдера. Было в этом что-то совершенно ненормальное, вызывающее страх. Джеймс судорожно оглядывался по сторонам, напрочь утратив способность ориентироваться в происходящем. В его глазах какой-то дикий восторг смешался с изумлением.
Убывающее море постепенно опустило их на сушу. Стоило Лоркану ощутить под ногами твердь, как он, неловко спотыкаясь, рванул на Джеймса. Предвосхищая новое столкновение, Люк поспешил лишить заклятых врагов возможности вести бой. В этом больше не было никакого резона.
Люциус готовился завершить свою миссию.
Разразившись яростным возгласом, он из последних сил ударил кулаком о землю, и на поверхности кривыми извивами прорезалась тонкая полоса. Проворно убегая вперед, она давала широкую трещину прямиком в бездну, в самые глубокие недра бесконечности, а нагнав Лоркана, сшибла его с ног и сожрала разинутой пастью.
С громоподобным грохотом и несравненной по мощи встряской мир раскололся надвое.
Покачнувшись на колеблющейся земле, Джеймс утратил равновесие и рухнул вслед за дьяволом. Люк пришел в ужас от скоропостижности судьбы приятеля. Он ринулся к месту трагического события и со смешанным чувством обнаружил, что, падая, Джеймс сумел зацепиться за край раскола обеими руками. Собственное бессилие и тьма тянули его вниз, счет шел на секунды, но нерасторопные мысли захлестнули вдруг Люка, ввергая в бездействие.
Джеймс всегда превосходил его, не представляя собой ровным счетом ничего. Бесталанный, заурядный, грубый, он пользовался большим уважением, чем Люциус, который таил в себе власть над мирами и пленял сердца эталонной красотой.
Жестокая несправедливость.
В душе Люка зашевелилась дремлющая зависть, но только ли она стеснила его грудь?
Джеймс – невольный разлучник Люциуса и его любовного интереса. Препятствие, которое отделяло от возможности предаться ласке избранницы. Люк мог построить с Ниной близкие отношения. С ней он испытывал счастье во временной петле и, вспоминая об этом, питал ненависть ко множеству обстоятельств, вставших против них, среди которых затесался Джеймс Митчелл.
Если прежде Джеймс был частью одного большого механизма, который привел их в эту точку событий, то теперь в нем отпала необходимость. Рассуждения вызвали у Люциуса сдержанное ликование, перекликающееся с каким-то зловещим коварством.
Дать Джеймсу сорваться, навечно заперев его вне времени и пространства? Избавиться от соперника?
Или спасти, идя против желания, и позволить ему отнять у Люциуса то немногое, что приносило счастье?
Держась за ноющие ребра, Кай привалился к стене арки, ведущей из сада, и медленно осел. Отсюда хорошо был виден белый свет разлома и внешний двор, где Нина безуспешно пыталась привести Грея в чувство. Кай скорбно опустил глаза. Жертвы, приносимые ради избавления от дьявола, не были подвигом. Это искупление за выбор. За все тяжкие грехи.