Тощий Мемед
Шрифт:
Наклонившись к Сулейману, Мемед шепнул:
— Ты тоже никому не говори, ладно, дядя?
— Не бойся, не скажу.
Невестка поднялась и вышла. Вскоре она вернулась с полным мешком за спиною. Женщина поставила мешок посреди комнаты, развязала. На пол вывалились хлопковые коробочки. Она принялась очищать их. Хлопок был белый-белый, как облачко. Дом наполнился резким запахом сырого хлопка.
— Ну-ка, Тощий Мемед, принимайся за дело, — весело сказал Сулейман. — Покажи-ка себя!
Мальчик положил
— Очищать хлопок — разве это дело?
Привычные к такой работе руки мальчика быстро замелькали.
— Тощий Мемед, как ты найдешь ту деревню? — спросил сын старика.
Мемед, по-видимому недовольный этими расспросами, вздохнул и нехотя ответил:
— Буду искать. Деревня на берегу моря. Буду искать.
— Отсюда до моря пятнадцать дней пути, — сказал сын старика.
— Буду искать. Умру, а в Деирменолук не вернусь. Ни за что. Вот и все.
— Что с тобой стряслось? А ну-ка рассказывай. Почему ты ушел из дому?
Руки Тощего Мемеда опустились.
— Погоди, дядя, я все тебе расскажу. Отец мой умер. Мать у меня, больше никого. Я пахал землю Абди-аги.
Глаза мальчика наполнились слезами, в горле защемило, но он сдержался.
— Два года пахал. Колючки совсем заели, кусаются, как собаки. Вот какое поле я пахал. Абди-ага каждый день избивал меня до полусмерти. Вчера утром опять избил. Не мог я больше терпеть и убежал. Я пойду в ту деревню. Абди-ага меня там не найдет. Буду у кого-нибудь пахать, пасти скот. А если они меня примут, стану им сыном.
Когда Мемед говорил «стану им сыном», он пристально посмотрел на Сулеймана. У Мемеда навернулись слезы на глазах. Еще одно слово, и он мог разрыдаться. Сулейман перестал его расспрашивать и сказал:
— Ладно, коли так, оставайся у меня.
Мальчик просиял. Радость волной залила его.
— Море отсюда очень далеко, Тощий Мемед. Не так-то легко будет найти ту деревню, — сказал сын старика.
Хлопок был весь очищен. Кругом кишели букашки, вывалившиеся из коробочек. Черные маленькие букашки…
Мемеду постелили у очага. Глаза его слипались. Он все чаще поглядывал на постель. Сулейман заметил это.
— Ложись, — сказал он, указав на постель.
Мемед ничего не ответил, лег и сразу свернулся калачиком, прижав колени к груди. Все тело ломило, словно его избили.
— Я стану его сыном. Обязательно стану! Пусть мать ищет меня. Пусть ищет Абди-ага. Пусть ищут. Пусть ищут до светопреставления. Не вернусь… — бормотал Мемед.
За два часа до восхода солнца он проснулся и вскочил с постели. Он всегда вставал в это время, уходил в поле. Полусонный, Мемед вышел во двор и вспомнил вчерашний вечер и белобородого Сулеймана.
«Дом Сулеймана, — сказал он про себя. — Зачем я пойду в ту деревню? Что я там буду делать? Лучше я останусь здесь и стану сыном дяди
На улице было холодно. Он вошел в дом и лег в постель, снова свернувшись калачиком. Пригрелся, радуясь, что сегодня может спать до восхода солнца, и тут же заснул.
Лучи солнца развеяли утреннюю прохладу. Старуха сняла с огня похлебку и поставила ее на край очага. Из котла поднимался пар. Сын давно уже ушел в поле. Сулейман достал седло и принялся за работу.
— Сулейман, — позвала старуха, — похлебка стынет, иди поешь!
— Мальчик встал? — спросил Сулейман.
— Бедняжка, вчера он так устал, даже бредил во сне, — ответила старуха.
— Не буди его. Вчера он весь день бежал. Видно по нему, — сказал Сулейман.
— От кого он убегал? — спросила старуха.
— Его сильно обижали, — ответил Сулейман.
— Такой хороший мальчик. Окаянные, что им нужно от ребенка? — возмущалась старуха.
— Пусть живет у нас сколько захочет, — сказал Сулейман.
Мемед проснулся. Протерев глаза, он посмотрел на очаг. Из открытого котла с похлебкой валил пар. Он повернул голову и взглянул во двор. От двери тянулась как будто отрезанная ножом полоса солнечного света. Мемед быстро вскочил.
Заметив его беспокойство, Сулейман сказал:
— Не бойся, сынок. Поспи еще!
Мемед подошел к очагу, взял медный кувшин и вышел во двор. Хорошенько умывшись, он подошел к Сулейману и стал смотреть, как старик мастерит седло.
— Идите есть похлебку, остынет, — снова позвала старуха.
Сулейман отложил работу. Прищурив глаз, он улыбнулся и сказал Мемеду:
— Пойдем есть.
Это была пшеничная похлебка на молоке. В комнате приятно пахло молоком и разваренной пшеницей. Они ели деревянными ложками. Еда очень понравилась Мемеду. «Я стану его сыном…» — решил он.
Работа Сулеймана близилась к концу. Он набивал седло сеном, которое выскальзывало из его длинных, старческих пальцев.
Весеннее солнце наполняло мир своим блеском. Когда Сулейман перемешивал сено, поднималась тонкая золотистая пыль, разлетавшаяся во все стороны в лучах солнца.
— Тебя здорово притеснял Абди-ага? — спросил Сулейман. Мемед не ожидал такого вопроса.
— Он избивал меня до полусмерти. И заставлял босиком пахать поле с колючками. И к тому же в холода. И избивал. Однажды он так меня избил… Я лежал месяц. Он всех бил, но меня особенно. Моя мать говорит, не будь талисмана Сары Ходжи, я бы умер…
— Значит, теперь ты останешься здесь? — спросил Сулейман.
— А что мне делать в той деревне? До нее пятнадцать дней пути. Там море, да мне-то что? Там нет колючек, но и у вас их нет. Я останусь. Меня здесь никто не найдет, правда? Деирменолук далеко. Никто меня здесь не найдет, верно?