Товарищ "Чума" 5
Шрифт:
Война — это прежде всего конфликт между непримиримыми группировками, племенами, народами, государствами, происходящий на почве накопленной массы претензий к противной стороне, которые не удалось решить миром. И тогда начинает «греметь оружие», заставляя молчать любые законы[3] — одна сторона пытается навязать силой противнику свою волю: заставить его отказаться от своей свободы, идеологии, от прав на собственность, отдать ресурсы, территорию…
Да мало ли за что можно пролить кровь заклятого врага? Поводом может стать что угодно, даже банальная месть. Вспомните,
Ну, вы и сами знаете, что было дальше — десять лет осады, погибла половина легендарных героев Древней Греции, а также всё мужское население Трои. Женщины города были превращены в рабынь, а павшая Троя разрушена и сожжена. А это, на минуточку, 1184-й год до нашей эры! Ведьма, определённо права — за всё те тысячелетия люди не поменялись ни на йоту! Мы всё так же фанатично продолжаем пускать друг другу кровь. Только наши «аппетиты» постоянно растут. Сотни убитых… Тысячи… Десятки и сотни тысяч… Миллионы…
— Да, — произнёс я вслух, повторяя последние слова ведьмы, — люди убивали, убивают и будут убивать себе подобных. И в том будущем, которое мне открылось, никаких изменений на это счет не произойдет. По крайней мере, в ближайшую сотню лет — точно.
— Вот и здорово! — Ведьма довольно дернула верхней губой, показав белоснежные зубы.
Похоже, что это она так мило улыбнулась. Но я-то видел, какая на самом деле у неё настоящая улыбка. Так что никаких иллюзий на этот счет не испытывал.
— Значит, и для нас будет еще время, чтобы пополнить пустеющие резервы и шагнуть еще на ступеньку вверх — к настоящей силе и власти, — добавила она. — Война — это лишь один из способов хозяйствования, герр Богер, не более.
Ну, да, кому война, а кому мать родна. Причем, это касается не только ведьм и колдунов.
— А ты действительно можешь заглядывать так далеко — на сотню лет в будущее? — неожиданно с интересом спросила Глория. — И каково это — видеть грядущее, как мой знаменитый соотечественник Мишель де Нотрдам[4]? Ты знаешь, что он тоже был весьма могучим ведьмаком.
— Нет, не знал, — мотнул я головой. — А насчёт будущего… Будущее зыбко, эфемерно и вариативно, — максимально уклончиво ответил я. — Есть несколько основных линий, которые могут свершиться с большой долей вероятности… Но стопроцентной гарантии не существует. Даже этот наш с тобой разговор каждое мгновение меняет вероятное будущее… Несущественно, малозаметно — но меняет. Поэтому очень сложно объяснить… — продолжал я гнать пургу. — Как откроется дар, ты сама всё поймёшь.
— Интересный у нас с вами выходит разговор, герр Богер, — после небольшой паузы продолжила Глория. — Я, сама того не желая, открыла вам едва ли не всю душу… Хотя священники утверждают, что у нас с вами её нет — мы её продали дьяволу! — И она дико заржала в голос, что так не вязалось с её предыдущим поведением.
— А разве это не так, фрау Аденауэр? — с ехидным прищуром поинтересовался я.
— А то вы не знаете, милый Хайни, что всё у нас так же,
— Да, не буду спорить…
— А спорить с этим глупо — без души не было бы нас самих! Вот твой Вирлоок так же, как и древние упыри, выпивает душу до дна — тушит искру, лишая посмертия… И мой тебе совет, ведьмак, расстанься с ним как можно скорее! Пока не стало слишком поздно!
— Позвольте мне самому распоряжаться своей судьбой, фрау Аденауэр, — мягко, но в то же время твердо произнес я.
Можно было бы сказать проще, что это ваще не её собачье дело… Но я же джентльмен, как-никак, а она, какая-никакая, но, всё-таки, дама. Страшная, как смертный грех, траченная молью, поеденная плесенью и покрытая пылью веков — но всё-таки женщина. А меня учили в детстве учтиво с ними обходиться.
— Так я разве против? — всплеснула руками ведьма. — Мне просто будет неизмеримо жаль, если такой учтивый молодой ведьмак сгинет во цвете лет…
«Ну-ну, — мысленно усмехнулся я, — какая забота!»
— А мы, возможно, сумели бы подружиться… в будущем…
— Надеюсь, подружиться к обоюдной выгоде, Глория? — наконец-то разговор свернул к интересующей меня теме. Пора бы уже определиться с объектом «копирования», в конце-то концов!
— Вы меня несомненно радуете, герр Богер, — расплылась в довольной улыбке фрау Аденауэр, — своим трезвым взглядом на вещи. Не скрою, у меня тоже есть к вам… Как это говорят русские? — задумалась она, припоминая, видимо, забытое выражение. — Шкурный интерес, не так ли?
— Верно, — согласился я. — Но, как по мне, из уст такой прекрасной фрау звучит несколько грубовато. Лучше сказать — корыстный интерес.
— Оу! Вам виднее — русский язык для меня весьма сложен.
— Вы отлично им владеете, Глория. И если бы я не знал о вас ничего, то ни за что на свете не сумел бы распознать иностранку.
— Спасибо! Ваш немецкий тоже безукоризнен.
— Я могу перейти на него, если вам так будет легче… Либо на родной вам французский.
— Нет, Генрих, давайте лучше перейдем к взаимовыгодному сотрудничеству. Что вы хотели найти в моём кабинете? Если вы мне поведаете о своих поисках, я быстрее сумею вам помочь.
— Смотря, что вы хотите взамен? — поинтересовался я. — А искал я себе новую «шкурку»… — Я взял себя за отвороты мундира и легонько тряхнул.
— А эта чем не устраивает? — спросила ведьма. — Выглядит натурально. Или чин маловат?
— Нет, мне нужна новая личина с определенным… э-э-э… «свойством»…
— И каким же? — Ведьма с интересом подалась поближе, положив свою внушительную грудь на стол.
— Мне нужно в ближайшее время попасть в Берлин, — озвучил я Глории свой план минимум. — Поэтому мне нужен человечек, с которого я сниму «копию». А затем вместо него, с его телом и лицом с комфортом доберусь до столицы Третьего рейха.