Товарищ "Чума" 6
Шрифт:
— Ваш организм сейчас усиленно регенерирует, товарищ Сталин, — сообщил я ему, глядя в слезящиеся глаза. — Не думал, что он так изношен… Нужно было восстанавливать его дозировано… Извините…
— Восстанавливается… говоришь… — прохрипел вождь, играя желваками, и давя рвущиеся из груди стоны. — Ай, джандаба[1]!
— Так точно, товарищ Сталин, — ответил я. — Нужно только немного потерпеть — и будете, как новенький! — Я попытался тупой бородатой шуткой отвлечь его от боли.
Но куда там — энергетические потоки, наконец-то, накрыли весь организм вождя и принялись беспощадно «выкручивать» ему
Ревматизм сопровождался острыми непереносимыми болями в левом предплечье, которые стали еще и следствием перенесенной в детстве травмы, когда на маленького Сосо Джугашвили наехал конный экипаж, повредивший ему левую руку и ногу. В результате этой травмы на всю жизнь левая рука вождя осталась короче правой и плохо сгибалась в локте.
В истории болезни Сталина стоял диагноз — «атрофия плечевого и локтевого суставов левой руки вследствие ушиба в шестилетнем возрасте с последующим нагноением в области локтевого сустава». В итоге левая рука вождя «усохла» и была значительно слабее правой. При ходьбе она оставалась неподвижной, прижатой к телу в полусогнутом состоянии.
Дабы не привлекать к этому ненужные взгляды, Иосиф Виссарионович всегда носил одежду с длинными рукавами. Однако, рука всё-таки работала — он мог держать ею не только курительную трубку, но и винтовку, и даже ребёнка. Мне встречались и такие фотографии. И вот, наконец мой универсальный конструкт добрался и до этого весьма застарелого дефекта…
Товарищ Сталин покраснел, как рак, и громко зашипел, не имея больше сил сдерживать очередной приступ боли. Я реально услышал, как жутко трещат кости в его поврежденной руке. Иосиф Виссарионович пошатнулся, наваливаясь на меня всем весом. Я едва успел подхватить его обмякшее тело, кляня себя за тупость.
Надо было просто его усыпить, не дожидаясь, пока он сам потеряет сознание от болевого шока. Хорошая мысля, как говорят, приходит опосля. Да просто не думал я, что излечение будет для товарища Сталина таким болезненным. Эх, жаль Глаши нет со мною рядом, она бы уж точно сумела бы подсказать… Хотя… после всего пережитого… после лагерей… Хрен его знает, как бы оно повернулось?
Пока я тупил, ко мне на помощь кинулись дед с Бомбадилом, подхватив под руки вырубившегося Виссарионыча, они помогли уложить его на пол. Несмотря на потерю сознания, вождя продолжало колбасить не по-детски, сопровождая конвульсии мерзким хрустом в суставах и позвоночнике.
— Твоя работа, Ром? — спросил дед, умудряясь сохранять хладнокровие даже в такой ситуации.
— Моя. — Скрывать сей факт не было никакого смысла, все присутствующие и так это поняли.
— Как, не помрет товарищ Сталин? — спросил дед, присаживаясь на корточки перед грузным и подергивающимся телом вождя, расстегивая ему несколько верхних пуговиц на френче — чтобы дышать легче было.
— Будет еще живее всех живых! — усмехнулся я. — Просто переборщил немного, надо было постепенно его в порядок приводить — слишком уж много дефектов накопилось в его организме…
—
Мы обступили Сталина со всех сторон, пристально вглядываясь в его лицо.
— Действительно молодеет! — возбужденно воскликнул профессор Трефилов, которого рыжий шотландец тоже не стал обездвиживать, посчитав безопасным.
— Нет, не молодеет, — ответил я, наблюдая, как разглаживаются глубокие морщины на лице руководителя СССР, красном от прилившей к нему крови. — Просто под воздействием моей целительской печати его организм приводится в идеальную форму… Ну, соответственно прожитому возрасту, конечно… Заклинанием омоложения я, к сожалению, не владею.
Но разлаживались у Виссарионыча не только морщины, постепенно «сдувались» и мешки под глазами, пропала часть седины с его усов и шевелюры. Даже волосы стали более темными и густыми. Мои соратники были правы, на первый взгляд казалось, что товарищ Сталин сбросил со своих плеч за несколько минут лет двадцать не меньше.
Однако, это было не так. Подобным образом он мог выглядеть, если бы всю свою жизнь провел на ЗОЖе, тщательно заботясь о собственном здоровье. Его внешний вид остался б таким, если бы в его жизни не было стылых лагерей и пересылок, если бы он не питался временами впроголодь, вообще не употреблял бы спиртного, не курил, не находился в постоянном стрессе, высыпался и занимался физкультурой…
Одним словом, перечислять можно долго, но вы меня правильно поняли. Иосиф Виссарионович в свои шестьдесят четыре года выглядел бы как после применения моей универсальной целительской печати, если бы жыл в идеальных условиях. Чего в нашей-то будущей жизни достичь редко кому удавалось. А уж в начале-середине 20-го века и тем паче.
Наконец Виссарионыча перестало трясти, и он умиротворенно вытянулся на полу. Твою медь, а ведь неплохо получилось! Вождь даже основательно схуднул, избавившись заодно от чрезмерной тучности, влияющей на повышенное давление и прочие прелести повышенного веса. В общем, моя печать своё дело сделало — организм у товарища Сталина теперь — молодые обзавидуются!
Едва в теле вождя перестала бурлить целительская энергия, и магический конструкт рассосался, Иосиф Виссарионович открыл глаза. Отлично — в сознание он уже пришел. Теперь надо проверить, насколько хорошо он себя чувствует? Что я и сделал, присев рядом с ним на корточки и поинтересовавшись:
— Иосиф Виссарионович, вы меня слышите?
— Слышу, товарищ Чума… — негромко произнес Сталин, продолжая лежать на полу. — Отлично вас слышу. И дажэ вижю… И… — он замолчал, шаря глазами по сторонам. — Намного лучшэ, чэм до всего этого… кошмара… Было вэсьма нэприятно…
Неприятно? Я мысленно усмехнулся. Да он чуть не сдох от боли! Если бы перенес подобное болевое воздействие без печати — однозначно бы отдал Богу душу. А он лишь попенял, что было неприятно. Вот это закалка!
— Так и должно быть, товарищ Сталин, — подтвердил я его выводы. — И зрение должно было восстановиться, и слух, и…
— И еще… — Вождь не дал мне договорить. — В теле такая приятная легкость… Я так хорошо давно сэбя не чувствовал. Нигде нэ колет, нэ болит, нэ ноет… Но всё-таки очэн нэприяная процэдура!