Товарищи (сборник)
Шрифт:
— Казаки — не только упорный противник, — сказал фельдмаршал. — Основное их преимущество в том, что они столько же кавалерия, сколько и пехота. В седле они кентавры, а спешиваясь — превращаются в не менее грозных солдат. У них это называется: пластуны. Но на этот раз им, кажется, не должно будет помочь ни то, ни другое.
Правую щеку фельдмаршала все время подергивал тик. Одна сторона лица кривлялась и прыгала, в то время как другая оставалась совершенно неподвижной. Иногда у Шевелери появлялось ощущение, что фельдмаршал Лист подмигивает ему. С чувством неловкости Шевелери отводил
— А теперь, генерал, еще раз посмотрим, где будет лучше всего затянуть петлю.
Они вылезли из танка и по ходу сообщения стали спускаться в лощину. Справа и слева балки расстилалась степь. Солнце, поднимаясь над нею, продиралось сквозь синие ветви тернов, за которыми маячили хутора. По склону стояли в капонирах «хеншели», окрашенные под цвет снега. Танкисты в кожаных шлемах и в комбинезонах, согреваясь, переступали с ноги на ногу, похлопывали кожаными рукавицами, толкали плечами друг друга. Двое офицеров возле крайнего «хеншеля» цедили слова, не выпуская изо рта папирос:
— Чертовски крепкий табак, Вилли, у меня от него не только в горле дерет. — Танкист в откинутом на шею шлеме сплюнул на снег желтую слюну.
— Это называется ма-хор-ка, — пояснил ему товарищ. — Благодари наших интендантов, которые умудрились оставить в Белой Глине русским табачный паек всего фронта. — Высокий и широкоплечий, он стоял, привалившись к танку спиной.
Движение пробежало среди танкистов, когда отрывистый голос прокричал в морозном воздухе слова команды. Они колыхнулись и стали выстраиваться в шеренгу впереди своих машин.
— Что там такое, Бертольд?
— По-моему, к нам направляется начальство.
— Один из них наш генерал, а другой…
— Я слышал в штабе полка, что должен был прибыть фельдмаршал Лист.
Фон Хаке пошел к ним навстречу.
— Обрати внимание на его лицо.
— Оно не бывает веселым с того дня, как его понизили в чине.
— Говорят, на нем отыгрались за поражение в Лепилине.
— Вполне возможно. Из командиров полков он был единственный, кто поставил под сомнение блистательный замысел нашего генерала.
— И за это он теперь расплачивается как непосредственный виновник неудачи.
Майор фон Хаке быстрыми шагами шел по ходу сообщения навстречу фельдмаршалу Листу и генералу Шевелери, вскидывая правую руку.
— Командир четвертого танкового…
— Почему не рассредоточены машины? — перебил его фельдмаршал.
Лицо у фон Хаке, побледнев, стало почти таким же бесстрастным, как у фельдмаршала Листа. «Но у Хаке больше видна порода», — подумал Шевелери.
— Я строго придерживаюсь карты штаба дивизии, — холодно ответил фон Хаке.
— На которой указана только общая схема. — Вставил генерал Шевелери. — В остальном я полностью полагаюсь на опыт командиров полков.
«Старая лисица», — встречаясь с ним взглядом, подумал фон Хаке.
Пропуская фельдмаршала и генерала вперед, он пошел вслед за ними.
Фельдмаршал Лист шел расслабленной, старческой походкой, приподняв костлявые плечи. Короткая и широкая шинель висела на нем.
— Фюрер недоволен нашими последними
Равнодушным взглядом он скользнул по шеренге танкистов, застывших возле машин, и, раздвинув ветви терновника, стал рассматривать балку. Генерал Шевелери тронул фон Хаке за плечо.
— Я на вас надеюсь, майор. Ваш полк выполняет едва ли не самую главную задачу по рассечению казачьей конницы. Во многом от вашей решительности будет зависеть…
— Вернуть себе звезду на погоны? — насмешливо подсказал фон Хаке.
— Может быть, и в паре с другой. Считайте, что они уже ваши. Разумеется, в случае если им не удастся уйти из мешка.
— Однажды, господин генерал, мы уже пытались взять реванш, — заметил фон Хаке.
— Повторяю, все зависит только от вас, — более сухо сказал Шевелери.
Фельдмаршал Лист опустил бинокль.
— Нужно не дать им успеть возвести круговую оборону. Атаку начать на два часа раньше намеченного.
— До этого, господин фельдмаршал, я предлагаю позавтракать, — напомнил Шевелери.
Фельдмаршал, взглянул на него, впервые за все утро скупо улыбнулся:
— Говорят, вы возите с собой коллекцию французских вин, генерал?
— На этот раз, господин фельдмаршал, я смогу предложить вам только бордо, — скромно поклонился Шевелери.
Стоявший в шеренге танкистов Бертольд повернул к своему товарищу бледное лицо:
— Ты слышал, Вилли? Нас опять бросают первыми под огонь.
Вилли флегматично пожал плечами.
— Кому-то ведь надо быть первыми, Бертольд.
— Мне непонятно твое спокойствие.
— А что же я, по-твоему, должен биться в эпилептическом припадке?
— Вообще ты стал неузнаваем.
— Ты забываешь, Бертольд, что мы теперь поменялись с русскими местами. Теперь у нас мерзнет хвост.
По белой равнине струилась поземка. Ветер звенел в обледенелых ветвях терновника.
— До атаки мы тоже успеем позавтракать, — заглянув под обшлаг комбинезона на часы, сказал Бертольд.
— Что ж, — равнодушно согласился Вилли.
Две головы в кожаных шлемах, колыхаясь, поплыли по узкому лабиринту, прорезавшему склон снизу доверху.
Ответвляясь вправо, ход сообщения вывел их на окраину села. Мелкая речушка, подернутая коркой льда, разрезала его из конца в конец надвое. Весной, как видно, речушка, переполняясь снеговой водой, сбегающей с кавказских предгорий, расхлестываясь, топила прибрежные сады. Желтые и коричневые нити подмытых ею корней свисали по обеим сторонам балки с крутых обрывов. Теперь немецкие саперы, наглухо закрывая все выходы из балки, в три ряда натянули в садах между деревьями колючую проволоку. Костыли, на которых держалась она, вбивали в стволы яблонь и вишен. На багровых и дымчато-сизых лоскутах содранной коры застыли капли древесного сока.