Товарищи (сборник)
Шрифт:
Скрипнув дверью, хозяйка остановилась за спиной Чакана, луская семечки. Наискось через улицу смеющийся молодой басок настойчиво увещевал:
— Правда, приеду и заберу с собой в Таганрог.
— Ты же меня и рассмотреть еще не успел, — со смехом возражал ему женский голос.
Хозяйка пошевелилась за спиной у Чакана.
— Молодым и война не причина.
Она еще постояла, дыша в затылок Чакану маслянистым запахом жареных семечек, и молча вернулась в дом.
На раннем рассвете она разбудила Чакана, спавшего на кровати рядом с отвернувшимся
— Немцы!
— Где? — садясь на кровати и всовывая ноги в валенки, спросил Чакан.
— На зорьке я пошла в степь за бурьяном, печку затоплять, спускаюсь в балочку, вижу — они стоят. Я бежать. Они стрелять, а я шибче. — Хозяйка перевела дух.
— Может, вы ошиблись, мамаша? Может, это наши? — торопливо обуваясь, неуверенно сказал Дмитрий.
— С крестами. Я уж нагляделась на них.
— Стреляют — прислушиваясь, сказал Чакан.
По хутору застучали выстрелы. Сначала разрозненно, редко, но потом зачастив и сливаясь в залповый огонь. На огородах застрочил пулемет боевого охранения.
— Чуете, ревут? — сказала хозяйка.
Дмитрий вскинул к глазам бинокль, стал смотреть через окно в степь.
— Да они. Немецкие, — сказал он тревожно, направляясь к двери и пристегивая на ходу шашку.
Милованов посылал адъютанта за начальником штаба.
— Как у Рожкова дела?
— Отвечает, что не может отойти, когда немцы бегут, едва завидев красный лампас.
— Казачья лирика! — зло бросил Милованов. — Предупредите о последствиях.
— К вам оперативный дежурный, — заглянул в дверь адъютант.
— Впусти.
— Товарищ генерал, с дивизией Рожкова связь потеряна, — доложил оперативный дежурный.
— Потеряна? — переспросил Милованов. Вдруг он почувствовал облегчение. Определенность положения возвращала спокойствие. — Мирошниченко — ко мне!
Танки шли, не открывая огни. Наспех отрытые в хуторских садах окопы тоже молчали. Залегшие в них люди курили, положив противотанковые ружья на холмики брустверов.
— Опять у них, Василий Иванович, эти медведи.
— Значит, со старыми знакомыми будем дело иметь.
— Все пугают нас?
— Пугают.
— Как хотели сперва нас дуриком взять, так и сейчас. Раньше я, бывало, издали почую, что танки ревут, и сердцем мертвею. Теперь же свободно могу его до окопа допустить. Если глубокий окоп, танк по мне может сколько угодно ходить.
Полк Лугового прикрывал северную часть протянувшихся вдоль балки хуторов. Из пролома в стене каменного сарая Луговой наблюдал за атакой танков. Начштаба полка Синцов, нервничая, говорил:
— Это уже новые «хеншели».
Танки поднимались из-за склона балки и строились косяком. Луговой подумал, что, может быть, это и есть классическая тевтонская «свинья», знакомая ему еще по лекциям в военной академии.
— Уверяют, что лобовая брони у новых танков полуметровая, — продолжал Синцов.
От балки до первой линии окопов было
Остальные, обойдя его, продолжали идти к садам. Впереди шли большие машины.
— Ее не пробивают пушки. — Синцов дышал табачным запахом над ухом Лугового.
Захлопали противотанковые ружья.
— Они неуязвимы.
— Помолчите, капитан! — резко оборвал его Луговой. Он и сам видел, что противотанковые ружья не причиняли новым немецким танкам вреда. — Вам придется самому пойти в окопы, — помолчав, мягче сказал он Синцову. — Надо пропустить танки и попробовать открыть огонь по корме и по бортам. Возможно, на бортах у них обычная броня. Надо поторопиться, капитан.
— Иду, — поспешно ответил Синцов. — У вас есть спички? — примирительно спросил он. Луговой рассеянно протянул ему зажигалку. Синцов высек, дал прикурить Луговому и Остапчуку и потом, погасив фитилек, снова зажег его, чтобы теперь уже прикурить самому. На молчаливый вопрос в глазах Лугового смущенно ответил:
— Знаю, что глупость, но и никак не могу от этой привычки избавиться. Никогда не прикурю третьим.
Луговой впервые обратил внимание, что лицо у него круглое, расплывчатое. «Должно быть, и в баньке попариться любит».
Уже откозыряв Луговому и потоптавшись на месте, Синцов охрипшим, незнакомым голосом сказал:
— Вы не сердитесь, майор. Мне и отец всегда говорил: «Семь раз отмерь, а один отрежь». Но теперь вы можете положиться на меня…
— Смотрите не лезьте под огонь, — крикнул ему вдогонку Луговой.
Он никак не мог поверить, когда всего через полчаса прибежавший из первого эскадрона связной с порога доложил ему:
— Товарищ майор, убит капитан Синцов.
— Как? — с недоумением переспросил Луговой. «Но теперь вы можете положиться на меня», — пронеслось у него в голове.
— Когда он уже почти перешел через речку, снайпер… Так и остался в речке лежать.
Луговой бросился к телефону, но вспомнил, что проволочной связи с первым эскадроном уже нет.
— Возвращайся и передай комэску Чакану мое приказание вытащить тело капитана из речки.
— Есть, товарищ майор, передать…
Но Луговой уже не слышал его. Раз и другой прозвонил телефон.
— Как дела? — услышал он в трубке голос Рожкова.
Дела были неважные. Немцы наращивали атаку в самом узком месте балки. С командного пункта полка видно было, как с двух сторон танки сжимают горловину. В первом эскадроне, в окопы которого они врезались клином, оставалось не больше двух десятков бойцов, три расчета противотанковых ружей. Но Луговой только и смог ответить Рожкову: