Трафальгар. Люди, сражение, шторм
Шрифт:
Уже почти стемнело, и Резерфорд решил, что слишком опасно вновь посылать шлюпки. Буксирный канат все еще был цел, и существовал небольшой шанс, что «Редутабль» продержится на плаву до утра, но никто по-настоящему в это не верил. "Что усугубляло ужасы этой ночи, — писал мичман Джордж Баркер, — так это наша неспособность спасти их всех, поскольку мы больше не могли подвергать опасности жизни наших людей в открытых шлюпках, отдавая их на милость бурного моря и неистового штормового ветра".
Лейтенант Томас Сайкс умолял разрешить ему совершить еще один заход. Неохотно Резерфорд отдал ему баркас — самую вместительную шлюпку, и тот отправился в темноту. Волнение настолько усилилось, что не было никакой возможности подойти вплотную к французскому кораблю. Но Сайкс заметил, что, когда гибнущий корабль кренился на подветренный борт,
К тому времени, когда они уходили, корма «Редутабля» почти полностью ушла под воду, и вскоре после девятнадцати он затонул. На его борту оставалось около 300 человек, а многие плавали поблизости, большинство из них были ранены. Поскольку ветер все усиливался, кэптен Резерфорд отказался снова посылать шлюпки в море в условиях, когда все они наверняка погибли бы. Джорджа Баркера преследовали голоса во время шторма: "Это была самая ужасная сцена, которую только можно себе представить, поскольку мы отчетливо слышали крики несчастных людей, которым мы больше не могли помочь".
Ближе к рассвету ветер стих до умеренного, хотя волнение оставалось проблемой. Но дневной свет не выявил ничего, кроме обломков. «Редутабль» исчез, и не было видно никаких признаков выживших. Затем, около девяти утра, впередсмотрящий крикнул, что он видит несколько импровизированных плотов с цепляющимися за них фигурами. Снова спустили на воду шлюпки, которые обошли вокруг, неутомимо вытаскивая из моря измученных людей. Они вернулись с пятьюдесятью четырьмя мужчинами и помогали им с прыгавших на волнах шлюпок взобраться по крутым бортам раскачивавшегося «Свифтшура»:
Когда шлюпки подошли к нам, многие из этих несчастных не могли подняться по борту корабля, так как большинство из них не только теряли сознание от усталости, но и были ранены самым ужасным образом, а некоторые скончались в шлюпках до того, как подниматься на борт. Они были совершенно измучены борьбой за выживание, проведя всю эту бурную ночь на нескольких расшатанных досках, открытых всем невзгодам погоды.
Выжившие и спасенные утром довели общее число французов, снятых с «Редутабля», до 169, из которых семьдесят были ранены. «Нептун» обнаружил еще троих плававших на обломках и вытащил их на борт. Пятеро членов экипажа «Свифтшура» утонули на французском корабле вместе с двенадцатью с «Темерера» и двумя с «Фебы».
Фрэнсис Бофорт изобрел свою «Шкалу Бофорта» для измерения скорости ветра осенью 1805 года, в то самое время, когда разыгрался этот шторм. Выбирая оригинальные термины для обозначения различной силы ветра, Бофорт, лейтенант флота, "просто формализовал и принял термины, которые к тому времени вошли в обиход". В шканечных журналах тогда уже использовались почти все термины, которые использовал Бофорт, и в тех же значениях, которые придавал им Бофорт.
В шканечных журналах кораблей флота Коллингвуда зафиксировано, что 22 октября ветер усилился с «умеренного» до «свежего», затем до «сильного ветра» утром, до «очень крепкого ветра» к полудню и «штормового» во второй половине дня. Ветер оставался на уровне штормового с неистовыми шквалами примерно до рассвета 23 октября. [69]
Количество парусов, поднятых кораблями, согласно записям в их шканечных журналах, соответствовало условиям сильного шторма силой от девяти до десяти баллов. Они опустили брам-стеньги и полностью зарифили марселя. Один или два корабля, например «Дефенс», пошли на шаг дальше и полностью убрали марселя, оставив только нижние паруса. Некоторые попадали
69
По шкале Бофорта:
умеренный ветер — 4 балла;
свежий ветер — 5 баллов;
сильный ветер — 6 баллов;
очень крепкий ветер — 8 баллов;
шторм — 9 баллов.
Во второй половине дня «Ахилл» потерял два катера, которые он буксировал за кормой. «Марс» потерял один из своих. «Аякс» с зарифленными парусами постоянно качал воду, команда тиммермана усердно работала над пробоинами и ремонтировала шлюпки для транспортировки пленных. «Белайл» также яростно откачивал воду. В середине дня «Левиафану» пришлось "срезать снасти фока и грота, чтобы спасти мачты".
Ближе к вечеру, когда лил проливной дождь, на «Марсе» лейтенант Уильям Хенна провел похоронную службу и "предал тело капитана Даффа морским глубинам". За церемонией наблюдали Пьер Вильнев, небольшая группа офицеров его штаба и молодой Норвич Дафф, сын погибшего капитана. На «Беллерофоне» Уильям Камби отслужил заупокойную службу над телами кэптена Джона Кука и штурмана Эдварда Овертона.
С наступлением темноты на «Принце» лопнул крюйсель. На «Дредноуте» сорвало фор-марсель, и в двадцать два тридцать он был сбит с курса так, что паруса обстенились, в результате чего он потерял катер. Грот-марсель «Нептуна» разодрало в клочья. Несмотря на все хваленое мастерство Коллингвуда в мореходстве, сам «Эвриал» обстенился во второй раз после сражения в двадцать три тридцать. Несмотря на зарифленные паруса, грот-стеньга «Марса» сломалась сразу после полуночи, в результате чего команда всю ночь пыталась расчистить образовавшиеся обломки в условиях бушующего шторма. У «Конкерора» были свои проблемы, поскольку он пытался оставаться рядом с «Буцентавром» вблизи берега. Когда лопнул грот-марсель, глубина была всего тринадцать морских саженей, что показывало близость к отмелям. Капитан Израэль Пеллью вспоминал, как "дрейфовали, гитовы и гордени порваны, а парус полоскался на ветру". Он обратился к офицерам, чтобы кто-нибудь из них повел моряков наверх, на яростно раскачивающуюся мачту в шестидесяти футах над палубой, и Хамфри Сенхаус был "единственным офицером, который добровольно пошел на рискованный шаг — поднялся наверх, чтобы срезать парус, и только этим способом мы спасли мачту". Но пока они боролись за спасение своего собственного корабля, они потеряли «Буцентавр» из вида.
Из журнала штурмана «Конкерора» складывается впечатление, что они поддерживали постоянную связь с «Буцентавром» до позднего вечера следующего дня. Правда была несколько иной.
«Конкерор» держался мористее в компании с «Дефайенсом» и находившимся неподалеку от них фрегатом «Феба», издалека наблюдая за «Буцентавром», который находился наветреннее от брошенного «Эгля» и потерпевшего крушение «Фугё» в районе Санкти-Петри. Французские корабли находились в реальной опасности, сильным шквалистым ветром при чрезвычайно бурном волнении их сносило на северо-восток к береговой линии.
Глядя с квартердека «Буцентавра» на северо-северо-восток, лейтенант Фулькран Фурнье, старший офицер из остававшихся невредимыми, подумал, что разглядел башню маяка Сан-Себастьян примерно в девяти милях от него, и скрытно взял на нее пеленг. Весь день команда «Буцентавра» вполголоса обсуждала возможность овладения своим кораблем, и к вечеру Фурнье понял, что они полны решимости действовать. Их было около пятисот против примерно восьмидесяти британских моряков и морпехов. Находясь так далеко от своих, британцы явно нервничали по поводу своих перспектив пережить эту ночь. Фурнье отправил сообщение раненому Матье Приньи, начальнику штаба Вильнева. Приньи согласился, что этим шансом стоило воспользоваться: "Обстоятельства нашего положения не терпели промедления, а возможность была благоприятной; мы воспользовались этим". Но он хотел сделать это без кровопролития.