Трафальгар. Люди, сражение, шторм
Шрифт:
Затем ветер стих настолько, что молодые марсовые смогли вскарабкаться по гудящим вантам и осторожно взобраться на раскачивающиеся реи для постановки зарифленных фока и грота. Когда они это сделали, Кодрингтон решил для спасения своего корабля принести в жертву людей на испанском призе, перерубив буксирный трос. Экипаж последнего неоднократно подавал сигналы бедствия, но Кодрингтон, ожесточив свое сердце, совершил поворот, воспользовавшись сменой направления ветра на западный, и стал отходить от берега. Объясняя два дня спустя Генри Бейнтану свои действия, он полагал, что «Багама» погибла, и ее судьба была на его совести.
Описывая события того дня своему брату Уильяму, Кодрингтон с иронией добавил, что, по его мнению,
тяжело и прискорбно быть вынужденным готовиться к водяной могиле и несколько часов
Призовая команда «Багамы» состояла из четвертого лейтенанта Джона Дугласа и четырех матросов с «Беллерофона», одним из которых был Джон Маркленд, тринадцати лет, совершавший свое первое плавание. Несколькими днями ранее покойный капитан Джон Кук писал, что Маркленд был "очень хорошим мальчиком, но слишком мягким и деликатным для столкновения со множеством неприятных обстоятельств, которым подвергается моряк". Теперь он мог попробовать на вкус и кое-что похуже. К этим пяти морякам и семи морским пехотинцам, которые были посланы охранять 548 военнопленных, Кодрингтон предусмотрительно добавил пятнадцать человек с «Темерера» и шестерых с «Фебы», которые уже подвергались подобному риску, поскольку перед этим входили в призовую команду на «Фугё». Это была не очень слаженная команда, но, в очередной раз, угроза неминуемой смерти породила дух действенного англо-испанского сотрудничества. По счастливой случайности или благодаря упорному труду британские и испанские моряки ухитрились разминуться с отмелями у Чипионы и продолжили дрейф на север. В то утро «Багама» потеряла два якоря у Трафальгара и еще два у Кадиса, так что они оказались в по-настоящему опасной ситуации. Но покойный Дионисио Алькала Галиано предусмотрительно припас в трюме сверхштатный пятый становой якорь. Каким-то образом они успели вовремя вытащить его на штатное место прежде, чем достигли бурунов в районе пляжа Аренас-Гордас. Каким-то чудом «Багама», за чью неминуемую гибель Эдвард Кодрингтон молча упрекал себя, пережила эту ночь.
До вылазки Космао «Темерер» буксировался «Сириусом», которого во время этой чрезвычайной ситуации срочно послали на север, распорядившись оставить поврежденный трехпалубник на произвол судьбы. "Мы были в постоянном опасении за свою жизнь, — писал капитан Элиаб Харви, — все паруса и реи были уничтожены, и не осталось ничего, кроме нижних мачт; баллер руля был почти оторван... а нижние мачты во многих местах прострелены насквозь". Однако они пережили ночь после вражеской вылазки. Утром появилась «Африка», "но ничего не было сказано до вечера, когда ее капитан сообщил мне, что адмирал Коллингвуд послал его сопровождать меня в порт. Я хотел, чтобы он оставался рядом, но добрый капитан Дигби счел нужным позаботиться о самом себе и ночью сбежал".
Недалеко от «Темерера» «Агамемнон» буксировал «Колосса». Джеймс Моррис думал, что его корабль может затонуть. Во второй половине дня, во время вражеской вылазки, он срубил грот-мачту, в результате чего общие потери составили "2 якоря, баркас, 2 катера, фок-мачта, грот-мачта и бизань-мачта со всеми парусами, реями и дельными вещами". Корабль ужасно болтало в бушующем море, поэтому он выбросил за борт карронады с полуюта, чтобы улучшить остойчивость. «Агамемнон» сэра Эдварда Берри и сам принимал тридцать шесть дюймов воды в час, и его люди изматывались на насосах, но он упрямо держал «Колосса» на буксире.
Ночь с 23 на 24 октября также выдалась тревожной для экипажей «Спартиата» и «Тоннанта». «Спартиат» в начале ночи, когда начался шторм, плотно зарифил марселя и опустил брам-стеньги и реи. Записи в его шканечном журнале гласили: "Штормовой ветер, пасмурная мглистая погода с сильными шквалами и дождем". В двадцать два часа буксирный трос на «Тоннант» лопнул. Спустя час оторвало кливер «Спартиата», и его унесло ветром, а вскоре после этого "фор-стень-стаксель разорвало на полоски".
Неуправляемый «Тоннант» сносило к берегу. У корабля было повреждено рулевое устройство, отсутствовала грот-стеньга, рангоут на других мачтах был сильно
Условия на оставшихся призах были поистине ужасающими. Корпуса большинства из них были сильно повреждены и давали течь. Вражескую команду невозможно было держать взаперти, потому что для работы насосов днем и ночью требовался каждый годный человек. Выполняя задачу по охране четырехсот невредимых испанцев и удержанию «Монарки» на плаву, приз-мастер лейтенант Эдвард Томас, мичман Генри Уокер и восемь матросов с «Беллерофона» во вторник были усилены мичманом и десятью морпехами с «Фебы», десятью матросами с «Принца», мичманом и одиннадцатью матросами с «Ахилла» и мичманом и одиннадцатью матросами с «Дредноута». Но вскоре эта разношерстная команда из пятидесяти трех человек совершила налет на испанские запасы алкоголя и с тех пор находилась "в постоянном состоянии алкогольного опьянения".
Вероятно, так и должно было быть. В ту ночь из-за сильной качки корабль потерял бизань- и грот-мачту, и им пришлось выбросить за борт два якоря, несколько пушек вместе с ядрами и часть балласта, чтобы облегчить судно. У них почти наверняка не было времени выбросить за борт сотню или около того трупов. Уокер был спокоен во время битвы, "но на призе, будучи в опасности и имея время поразмыслить о приближении смерти — либо из-за восстания испанцев против нашей малой горстки, либо из-за того, что казалось неизбежным из-за жестокости шторма, — я определенно страшился". В ночь на среду, 23 октября, совершенно обессиленный, девятнадцатилетний уроженец Манчестера сдался:
Когда уровень воды в трюме за десять минут поднялся на три фута, когда почти все наши люди валялись пьяными на палубе, когда испанцы, совершенно измотанные усталостью, больше не хотели работать на единственном оставшемся исправном насосе; когда я увидел страх смерти, так сильно выраженный на лицах окружающих — я завернулся в «Юнион-Джек» и ненадолго прилег на палубу, спокойно ожидая приближения смерти.
Он вышел из этого оцепенения в полночь после внезапного совместного решения английских и испанских офицеров о том, что их единственный шанс на спасение состоит в том, чтобы добраться до Кадиса или, в случае неудачи, выброситься на какой-нибудь песчаный пляж. Эта решимость придала новую энергию обоим экипажам, "и после огромных усилий со стороны британских и испанских офицеров, которые объединились для взаимного сохранения своих жизней, мы развернулись по ветру, полные решимости направиться к берегу".
Они пережили ночь. На рассвете в четверг, 24 октября, ветер подстих, и видимость улучшилась. Насос, наконец, выиграл битву с водой, и, хотя их пронесло мимо Кадиса, им удалось направить судно к песчаному пляжу к северу от Санлукара. И тут, имея под ветром Чипиону, они увидели нечто неожиданное: трехпалубный корабль без мачт, на котором развевались испанские флаги. Испанская команда воодушевилась и приветствовала их громкими криками. Но это продолжалось недолго. Внезапно из-за завесы дождя появились быстро идущие британские корабли «Левиафан» и «Донегал». Они приблизились к трехпалубнику, и после того, как каждый из них произвел по одному выстрелу, испанский корабль сдался, не открывая ответного огня. Его орудия были почти полностью заблокированы упавшими обломками. «Донегал» остался у трехпалубного корабля, которым оказался «Райо», в то время как «Левиафан» отдал якорь недалеко от «Монарки», а затем спустил шлюпки, чтобы завезти буксирный трос.