Трафальгар. Люди, сражение, шторм

Клейтон Тим

Антонио с тетей отправились в путь, "избиваемые ветром и постоянным ливнем, а небо было таким же печальным и пасмурным, как и наше настроение". Потребовалось много часов, чтобы преодолеть несколько миль, отделяющих Кадис от Чикланы, и когда они прибыли, уже наступала ночь. "Моя убитая горем мать уже знала о битве, но не о ее результате, а мы мало что могли добавить к тому, что она знала".

Французские и испанские корабли в бухте Кадис спустили стеньги и реи и приготовились к встрече шторма. Вскоре после полудня промокшие от дождя толпы людей, заполнявшие набережную Кадиса, едва смогли разглядеть, как бизань-мачту и грот-мачту смело с борта «Сан-Леандро» сильным шквалом с юго-юго-запада. Огромные волны, "как это бывает в Кадисе во время сильных штормов, разбивались о морскую

набережную с ужасающим грохотом, забрызгивая пеной близлежащие места". Море, казалось, было намерено снести все постройки вблизи берега. Через два часа после этого два фрегата и линейный корабль «Герой», которые оставались в дозоре на внешнем рейде, сорвало с якорей.

"Настала ночь, кромешная темнота с дождем, с юга дул очень сильный ветер", — гласила запись в журнале «Принца Астурийского». Они слышали выстрелы пушек с приближавшегося «Буцентавра», но не видели его; они догадывались, что эти выстрелы были сигналами бедствия, но ничего не могли поделать. Жюльен Космао-Кержульен объяснял в своем отчете, что все шлюпки «Плютона» были разнесены на куски, но даже неповрежденные шлюпки подверглись бы большому риску, попытайся они помочь «Буцентавру» в темноте вблизи скал. В это время сам адмирал Эсканьо был занят бедствием собственного корабля. В двадцать ноль-ноль, после сильного накренения, «Принц Астурийский» потерял грот-мачту, и сразу вслед за ней последовала бизань-мачта.

Рассвет 23 октября был почти безветренным, дул легчайший северо-западный ветер, хотя небо было затянуто тучами, а горизонт выглядел зловеще темным и шквалистым. Дождь все еще шел, но видимость улучшилась, и это принесло сюрпризы со всех сторон. Экипаж «Альхесираса» с тревогой понял, что они встали на якорь слишком близко к скалам Диаманте и все еще подвержены опасности. Экипаж «Принца Астурийского» не ожидал увидеть ни «Альхесираса», ни «Буцентавра», которые, к их ужасу, бились о скалы недалеко от форта Санта-Каталина на мысе Кадис.

На борту «Буцентавра» лейтенант Фулкран Фурнье потерял надежду спасти свой корабль. Он начал касаться грунта через два часа после начала отлива. Несколько небольших шлюпок пришли предложить помощь, а из больших только один баркас с «Нэптюна». С первыми лучами солнца морская вода хлынула в трюм через пробоины в корпусе. К полудню вода достигла орлопдека. Большая часть британской призовой команды была переведена на один из фрегатов, где, вопреки пропаганде, опубликованной вскоре после этого в газете «Гибралтар Кроникл», с ними хорошо обращались. Шлюпки «Эндомтабля» приняли многих других, в том числе нескольких британцев. В тринадцать тридцать, когда с борта гибнущего корабля был снят последний член экипажа, Приньи и исполняющий обязанности капитана Фурнье покинули судно. Позднее днем разрушенный корпус скрылся под водой, хотя обрубки мачт оставались видны.

Другие корабли, находившиеся в бухте, пытались помочь «Альхесирасу». «Сан-Хусто» и «Эндомтабль» предложили отбуксировать судно подальше от скалы. Но из-за повреждения кабестана морякам «Альхесираса» потребовалось слишком много времени, чтобы поднять якорь, и к тому времени оба эти корабля были заняты другими задачами. Все утро и весь день Вольдемар де ла Бретоньер подавал сигналы бедствия с «Альхесираса», но только ранним вечером испанское судно из Кадиса доставило стоп-анкер, канат и лоцмана. Несколько кораблей также прислали небольшие шлюпки, но «Альхесирасу» требовался баркас со становым якорем или фрегат, чтобы взять его на буксир.

Утром в среду, 23 октября, дозорный на башне Тавира подтвердил, что ожидания Эсканьо действительно сбывались. По собственной ли воле или по капризу ветра и течения, призы ускользали от победителей. «Нептуно», и чуть позади него «Санта-Анна» были ближе всего к порту, менее чем в шести милях к юго-западу. Также близко, но западнее, находился «Багама». Антонио Алькала Галиано ясно увидел бы корабль своего отца, если бы не

вернулся в Чиклану. Это были три самых различимых корабля. На башне вскоре опознали «Сан-Хуан-Непомусено», а также сообщали о французском судне, терпящем бедствие южнее в непосредственной близости от берега. Оно запрашивало помощь, которую было невозможно оказать из-за штормовой погоды. Дозорный предположил, что это был «Фугё», но тот уже был разбит вдребезги, так что единственным, кого он мог видеть, был «Эгль». «Сан-Августин», «Монарка», «Аргонаута» и «Свифтсюр» также отделились от британских кораблей сопровождения и дрейфовали в направлении Кадиса. По большей части британские корабли не теряли полностью контакта и отслеживали свои призы с расстояния одной-двух миль, находясь мористее.

Таким образом появился шанс осуществить смелый план — отбить захваченные британцами корабли, — который старшие капитаны флота разработали накануне. В шесть тридцать командиры, собравшиеся для проведения совета, вернулись на свои корабли. Старый ирландец, командовавший «Райо», бригадир Энрике Макдоннелл и старший французский офицер, коммодор Жюльен Космао-Кержульен, подняли брейд-вымпелы и приказали остальным кораблям готовиться к выходу.

В своем рапорте Космао взял на себя единоличную ответственность за вылазку. В его отчете не упоминается военный совет. Возможно, что он говорил правду, а журнал «Принца Астурийского» лгал. Но участие в вылазке Макдоннелла, испанского офицера такого же ранга, придает правдоподобность версии событий Эсканьо. Кто бы ни был ответственен за эту смелую и предприимчивую инициативу, разбитые корабли Объединенного флота приготовились возобновить бой. Ведомые Космао и Макдоннеллом линейные корабли «Плютон», «Нэптюн», «Герой», «Райо», «Сан-Хусто» и «Св. Франциск Ассизский» вышли в море вместе с фрегатами и посыльным судном. С «Плютоном» во главе они взяли курс на север. В это же время «Принц Астурийский» и «Сан-Леандро» были отбуксированы во внутреннюю гавань и встали на якорь в относительной безопасности недалеко от форта в Пунталесе.

Эта неожиданная вылазка застала британцев совершенно врасплох. Тремя парами кораблей, подвергавшимися наибольшей опасности, были «Минотавр», который подходил к «Нептуно», чтобы снова взять его на буксир, «Тандерер», который уже установил контакт с «Санта-Анной», и «Орион», который взял «Багаму» несколько севернее. «Минотавр» поднял тревогу, хотя в его шканечном журнале не указано, когда – вероятно, в десять двадцать, когда Генри Бейнтан на «Левиафане» отрепетовал Коллингвуду сигнал, переданный кораблем с северо-востока, о том, что враг выходит из порта.

Коллингвуд отреагировал на донесение с заметной задержкой. Его первым утренним приказом флоту было сосредоточиться и ложиться на курс, ведущий подальше от земли. Первоначально он, возможно, не поверил новостям или недооценил опасность. Сигнальный журнал «Левиафана» показывает, что в двенадцать десять «Эвриал» подал общий сигнал готовиться к бою и к постановке на якорь со шпрингом. Если это окажется необходимым, он намеревался встать на якорь перед боем на оборонительных позициях, защищая призы. Шпринги — тросы, прикрепленные к якорному канату, — позволяли стоящим на якоре судам поворачиваться бортом к любой опасности, возникающей перед ними.

Коллингвуд послал «Фебу» Томаса Кэйпела на максимальной скорости на север, чтобы выяснить, что происходит. В это время шлюп «Скаут» и фрегат «Эвридика» присоединились к флоту.

Сорок минут спустя, в ответ на сигнал от «Фебы», Коллингвуд, наконец, начал организовывать движение основных сил флота на север, буксируя за собой призы и поврежденные корабли. Он освободил «Нептуна», приказав «Марсу» взять на себя заботу о «Ройал-Суверене». «Британия», «Дефенс», «Дредноут» и «Левиафан» были аналогичным образом освобождены от забот о призах, чтобы быть готовыми справиться с угрозой, исходящей из Кадиса. Пока это происходило, адмирал Вильнёв и его небольшая свита переместились с «Марса» на «Нептун». Все это заняло значительное время, и только в пятнадцать часов им было приказано следовать под всеми парусами на север. В шестнадцать сорок пять Коллингвуд повторил сигнал приготовиться к бою и встать на якорь со шпрингом.