Трафальгар. Люди, сражение, шторм

Клейтон Тим

Теперь вопрос заключался в том, выдержит ли канат до рассвета. Так оно и случилось. Ветер стих около шести, а к восьми погода улучшилась еще больше, хотя море было очень неспокойным. С рассветом несколько шлюпок достигли «Альхесираса». Затем де ла Бретоньер и Филибер поняли, как им повезло. «Св. Франциска Ассизского» и недавно отбитого «Нептуно» ночью сорвало с якорей и выбросило на мель.

В три часа ночи, писал Уильям Торп, «Нептуно» "сорвало с якоря, и, поскольку канат для другого якоря не был приготовлен к использованию, его выбросило на скалы. Неразбериха на борту была неописуема, в темноте было не разобрать, на какую часть побережья нас выбросило". Они ожидали, что корабль в любой момент может развалиться на куски. Испанцы, сначала воодушевленные надеждой на благополучный исход, были "естественно разочарованы

и проявляли все признаки отчаяния". Торп с презрением относился к недисциплинированности иностранной команды, которая "носилась в диком беспорядке и не предпринимала ни малейших усилий, чтобы спастись от угрожавшей им опасности".

По словам Торпа, именно британцы "наладили связь с берегом спасательными концами — один с кат-балки, один с бушприта и еще один с фок–мачты, — с помощью которых часть людей благополучно выбралась на берег". Другие, в основном испанцы, если верить их рассказам, были "заняты постройкой плота для более быстрой высадки, а также для переправки людей, не желающих рисковать собой, перебираясь на тросах". Когда плот был сколочен, двадцать человек отважились подняться на него и благополучно добрались до берега. Но прибой так сильно прижал плот к берегу, что вернуть его к кораблю не представлялось возможным:

те, кто был на борту, увидев эту печальную катастрофу, отнюдь не поддались отчаянию и сразу же приступили к изготовлению другого, который, безусловно, был нашим последним ресурсом, поскольку на большее у нас не оставалось подходящего дерева. Когда закончили, мы спустили его за борт, и на него спустилось 20 человек, которые переправились невредимыми, за исключением одного испанца, которого смыло прибоем.

Судя по его рассказу, Торп покинул «Нептуно» на этом плоту. Добравшись до илистого берега, "мы закрепили конец троса на берегу, и, поскольку другой уже был закреплен на корабле, люди перетащили плот назад, где на него сели 28 человек, из них все благополучно добрались до берега". Плот снова подтянули к кораблю, и на него взобрались еще двадцать восемь человек. Это перемещение было не столь удачным. Четверо испанцев были смыты прибоем и погибли, а плот, сильно поврежденный, выбросило на берег среди скал. Тем не менее, люди, оставшиеся на корабле, вытащили его обратно. "Но судьба распорядилась так, что все, кто остался на борту, должны были погибнуть. Груженый плот оттолкнули от борта корабля, но, прежде чем достичь берега, он перевернулся, и все души утонули. Больше не было предпринято никаких попыток спасти тех несчастных, которые остались на борту. Все погибли".

Торпа и его товарищей из команды «Минотавра» отправили в Пуэрто-Санта-Мария, "примерно в 4 милях от форта Святого Мартина, где произошло крушение». Он не видел последующих событий на месте трагедии, и выживших могло быть больше, чем он предполагал. В официальном отчете Каэтано Вальдеса утверждалось, что "в последующие дни мы усердно трудились над изготовлением плотов, и люди воспользовались ими, и, как я понимаю, утонуло всего двадцать человек; в конце, с помощью рыбацких лодок я покинул корабль вместе с моим старшим офицером, который был опасно ранен, и остальными ранеными моряками и офицерами".

По словам Антонио Алькала Галиано (впоследствии близкого соратника и друга Вальдеса), Вальдес был без сознания, когда «Нептуно» выбросило на скалы. Он был обязан своим выживанием молодому гардемарину, который с несколькими матросами храбро вернулся на лодке, чтобы забрать его, когда они поняли, что их раненого капитана не сняли с корабля. Они отвезли его в дом подруги, которая ухаживала за ним, пока он не выздоровел.

К утру «Аргонавт» и «Эндомтабль» оказались в трудном положении в устье бухты. «Сан-Хусто», лишенный бизань- и грот-мачт, «Монтаньес» - бизань-мачты, лишенная всех мачт «Санта-Анна» стояли на ненадежных якорях в устье порта. Таким образом, любой наступательной мощи, которой мог обладать Объединенный флот, пришел конец. Все их корабли теперь были либо разбиты, либо настолько серьезно повреждены, что рисковать ими снова было нельзя.

Вылазка Космао стала настоящим триумфом Объединенного флота. Они отбили два важных испанских корабля, но за ночь потеряли больше кораблей, чем приобрели за день. Трудно сказать, были бы дела у этих испанских кораблей лучше, если бы они не вышли в море,

за исключением случая с «Райо», которым явно рисковали во второй раз скорее из соображений чести, чем прагматизма. Остальные были выброшены на мель в бухте, и это могло произойти в любом случае. С другой стороны, корабли, возможно, пережили бы шторм лучше, если бы все они, как «Принц Астурийский» и «Сан-Леандро», отошли вглубь залива. Но успех вылазки нельзя было измерить кораблями. Его истинное достижение заключалось в том, как оно подействовало на адмирала Коллингвуда, который понятия не имел, насколько малочисленны, насколько потрепаны и насколько непригодны к плаванию были оставшиеся вражеские корабли. Он был совершенно выбит из колеи смелостью врага и опасался, что в любой момент они могут снова выйти в море с большими силами, чтобы захватить обратно еще несколько своих кораблей.

Глава 20

Топить, сжигать, разрушать

В ночь с 23 на 24 октября показания барометра Менье в Королевской обсерватории к югу от Кадиса были одними из самых низких за всю историю наблюдений. Обсерватория дважды в день регистрировала давление, силу и направление ветра, а также облачность. Историк метеорологии Деннис Уилер проанализировал ее записи — наряду с судовыми журналами — и реконструировал погоду октября 1805 года.

Низкое давление, возникающее в Кадисском заливе, обычно быстро перемещается на север, но в конце октября 1805 года там образовался глубокий минимум, ставший тем, что синоптики называют «изолированной областью низкого давления». Эти условия приводят к сильным южным ветрам и обильным осадкам на юге Испании. Кратковременные дожди обычно длятся недолго. но некоторые из них сохраняются с полной интенсивностью в течение целой недели, как, например, Трафальгарский шторм.

Во время шторма на Кадис выпало вдвое больше осадков, чем в среднем за октябрь. С 22 по 25 октября шел непрерывный дождь, а сильные ливни продолжались еще четыре дня. Барометр обсерватории, измеряемый в парижских футах, упал на два дюйма ночью после сражения и еще на два дюйма в течение следующего утра. В среду и четверг он был более или менее стабильным, затем 25 октября упал еще на полтора дюйма, достигнув низшей точки своего падения в пятницу днем.

Ветер подстих 27 октября, но оставался сильным, а иногда и очень сильным до 30 октября. Уилер счел весьма вероятным, что в разгар шторма он достигал по современной шкале Бофорта 10 баллов («сильный шторм») и даже 11 баллов («жестокий шторм»). Термин «ураган», использованный Асмусом Классеном и британскими капитанами Генри Блэквудом и Эдвардом Кодрингтоном, в то время широко использовался для описания всех сильных ветров, а не только современных двенадцати баллов. Но это был ветер, который, несомненно, мог испугать и закаленных моряков. Чарльз Тайлер написал своей жене Маргарет о том, как "во вторник вечером налетел жестокий шторм и в течение четырех дней дул прямо на берег". Такая буря была бы страшна в любое время, но для кораблей в том состоянии, в котором большинство из них находилось к 23 октября, она была ужасна.

Эдвард Кодрингтон считал "этот ураган самым страшным из тех, которые я когда-либо видел". Он писал своему брату Уильяму, что "опасность потерпеть крушение на подветренном берегу", из-за которой корабли и фрегаты Космао прекратили преследовать его, "самым тревожным образом возросла из-за урагана, который налетел той ночью в самый критический момент и разнес все наши марселя на атомы". Ему с трудом верилось, что "возможно сорвать с рея фор-марсель после того, как он был плотно свернут и как следует закреплен; и около двух часов, пока мы дрейфовали к берегу в кромешной темноте, мы не могли отважиться поставить ни клочка парусины". На «Орионе» и на буксируемом им испанском корабле «Багама» с малочисленным экипажем люди вглядывались в темноту в попытках увидеть землю, которая, как они знали, должна была находиться в пределах нескольких миль, пытаясь различить рев прибоя за общим шумом шторма. В отчаянии команда «Ориона» приготовилась стать на якорь и срубить мачты.