Тракт
Шрифт:
– Ты куда собрался? Сляжешь же потом вообще, – забеспокоился обо мне Леха.
– Пойду пройдусь, – ответил я. – Мне лучше. Много лучше. Поверь мне.
Глава 8
Ницца в огне
Теплый ветер приятно ласкал щеки. Соленый, нежный, очень аристократичный. Такой вот вежливый галантный французский ветер. Такой бывает только здесь. Я стоял на Английской набережной и смотрел, как небо наполняется красным –
Вика обняла меня и положила голову на плечо. Закат над Ниццей не имел над ней такой же силы. Ее больше заводил город, точно так же медленно выплывающий всеми своими миллионами огней из сумерек. Мы стояли обнявшись. Я – лицом к морю, она – к городу. Говорить ничего не хотелось. Шуршали о гальку волны, где-то позади лениво сигналили машины. Небо, раскалившись докрасна, стало гаснуть. Сначала так же – по чуть-чуть лишалось своего свечения, а потом вдруг, будто вспомнив что-то важное, ускорилось, заторопилось, засобиралось, и свет ушел. С моей стороны стало темно. Зато город со стороны Вики, как павлин – расправил хвост.
– Пойдем? – спросила она.
Я ничего не ответил. Просто взял ее за руку, и мы пошли с пляжа. Выбрались по лесенке на пешеходную дорожку и побрели вдоль набережной.
– Было бы здорово здесь встретить старость, – тихо сказал я.
– Не говори мне о старости. В последнее время у меня загон. Я смотрю на людей, которым уже около тридцати, и видно, что молодость уходит из них, будто разрезанный лимон на столе сохнет… Понимаешь, о чем я? Так вот, смотрю на их лица и представляю себе, как они будут выглядеть через двадцать или тридцать лет. Страшное дело. Просто кошмар. Никак не могу от этого избавиться.
– Боишься старости? – спросил я. – Тебе до нее еще далеко.
– Нет, не старости. А неизбежности.
Вика всегда умела говорить такие вещи, которые заставляли меня задуматься. Как скажет что-нибудь, а ты потом полдня гоняешь. Неизбежность… да, пожалуй, это очень страшное слово. Она права. Меня передернуло. Захотелось выпить вина. Засесть в кафешку и взять сразу пару бутылок. Под мясо и салатик какой-нибудь. Сразу ощутилась потребность в небольшом и вкусном позитиве. Мы, не сговариваясь, свернули с набережной. Перебежали дорогу и нырнули с залитой светом диодов набережной в темный переулок. Прошлись по узким улочкам старого центра и вышли на площадь к колесу обозрения. Вчера, когда была на удивление жаркая погода, мы прокатились на нем и два долгих круга щелкали на фотоаппарат Ниццу с высоты птичьего полета. Зачем люди все время снимают что-то на фотоаппарат? Вот раньше, когда фотики были пленочные, люди привозили из отпуска максимум две пленки по тридцать шесть кадров. Из них лишь треть удачных, из удачных – лишь треть действительно стоящих. В итоге пять–
десять лучших снимков распечатывали, ставили в рамочку или клеили в альбом. Сейчас же из каждого путешествия все привозят по две тысячи снимков. Большей частью одно и то же. Бесконечное повторение. И каждый из них в итоге абсолютно обесценивается. Все они кладутся в папочку в компьютере с названием точки на карте, где они были сделаны, пару раз показываются друзьям, и все. На этом их жизнь заканчивается. Они просто занимают место на жестком диске. До тех пор, пока диск не «летит». А тогда и вовсе уходят в небытие. И, когда они исчезают, ты пытаешься вспомнить ту поездку, тот город, тот воздух, те улыбки… а перед глазами встают лишь воспоминания об этих снимках. Будто на самом деле ты не был ТАМ никогда, а просто просмотрел чей-то чужой фотоальбом.
Сейчас колесо обозрения замерло. Ни огонька. Весь город горит, а оно такое огромное, нелепое,
Мы прошли вдоль трамвайных путей и свернули на улицу. Там нашли уже полюбившееся нам кафе. Официант сразу приметил нас. Вчерашние чаевые заставили его принимать нас сегодня как старых друзей. Он проводил за лучший столик, и я сходу заказал бутылку вина за пятьдесят евро. Пока несли вино, хлеб и воду, мы изучали меню и определились с выбором. Вика заказала карпаччо и салат «капрезе», а я – мясной тар-тар и «нисуаз». Пришел официант, открыл вино и налил мне на пробу немного в бокал.
– Можете налить сразу. Мы же его вчера пили, – фамильярно бросил ему я на своем плохом английском.
Официант что-то буркнул по-французски. Состроил широкую улыбку и наполнил бокалы почти до краев.
– Ну, за Ниццу! – добродушно и улыбчиво произнес я, поднимая бокал.
– Ага, – ответила Вика, и мы тихонечко стукнулись краями бокалов.
– Насчет старости… Прости, но я все же договорю ту мысль, – я в три глотка выпил половину содержимого, и мне мгновенно захотелось поговорить. – Мне кажется, этот город идеален для пожилых людей. Ну… для успешных пожилых людей. Тут ты не так будешь ощущать свою дряхлость. Ничего тебе о ней не напомнит. Напротив. Все просто заряжает энергией. Но не как Барселона, где жизнь бьет ключом, а иначе. Здесь все зрелое, успешное. Самодостаточное. И ты на этом фоне ощущаешь себя таким же. Я бы хотел стареть в Ницце.
– Ну если отбросить факт, что тема старости мне неприятна, то ок. Будем стареть в Ницце, – Вика сделала большой глоток вина и посмотрела в задумчивости куда-то в сторону.
– Только для этого нам нужно много денег. Старость в Ницце – не самый бюджетный вариант старости. Придется разбогатеть. Мне почему-то кажется, что я буду весьма богатым, – у меня было прекрасное настроение.
Этот город, вино, Вика и ощущения прекрасного будущего сводили с ума.
– Так всем кажется. Особенно в молодости. Период, когда тебе вдруг так перестает казаться, называют кризисом среднего возраста. Видимо, тебе еще до него далеко, – Вика улыбнулась.
Ей всегда доставляло удовольствие подкалывать меня.
– Нет, правда! – не унимался я. – Не хочу говорить обо всех. Но я вот точно счастливчик. Говорю тебе. Я везунчик и счастливчик. И я тебе это докажу! Прям здесь, сегодня вечером!
– Давай, мой герой. Вперед! Только без перегибов, а то ты можешь, – Вика не скрывала своего сарказма.
В последнее время в наших отношениях иногда были заметны микротрещины.
Я допил бокал, сам долил себе еще и сразу же выпил половину. Заказал еще бутылку. Настроение было прекрасным. И Вика не могла мне его испортить своей холодностью. Понять, на что именно она сейчас дуется, я не мог, поэтому проще было игнорировать ее мелкие обиды.
После пары бокалов вина она чуть-чуть подобрела. Протянула мне руку. И мы молча играли в «переглядки», каждый думал о своем. Вообще, удивительное дело. Когда люди долго вместе, они все меньше и меньше разговаривают. Не потому, что не о чем, а потому, что все, что можно сказать в этот момент, можно передать как-то иначе. И то, на что ты по первости тратишь кучу времени, спустя годы передается лишь при помощи приподнятого уголка брови. Не знаю, хорошо это или плохо. Иногда, конечно, тоскуешь о тех трехчасовых беседах взахлеб. Хотя, если вспомнить, то они кажутся такими наивными, все эти бесконечные перетирания одного и того же. Все эти искренние заявления, со временем обесцененные новыми горизонтами. Все эти несбыточные планы, все эти обсуждения «друзей», о которых сейчас и вспомнить не сможешь. Жизнь, как игла, толстая в начале, но крайне тонкая в конце. И чем дальше, тем меньше слов, меньше спешки, меньше лишних движений. Это особенно понятно на примере отношений. Вот ваши пять лет вместе, и ты встречаешь их в Ницце, за вином и многозначительным молчанием.