Трактат об удаче (воспоминания и размышления)
Шрифт:
– выдвинуть свою кандидатуру на выборах мэра города;
– принять предложение президента самой крупной в этом городе компании и стать его «вице» (может быть, и для того, чтобы освободить путь другому кандидату в мэры).
Если отбросить в сторону нюансы, в чем разница между «назначенцем» и «избранником»?
«Назначенец», получивший приглашение, имеет стопроцентный шанс получить желаемое. У «избранника» даже при благоприятном раскладе (авторитете, наличии финансовой поддержки и т. п.) всегда есть риск проиграть.
«Назначенец» своим повышением обязан лишь одному человеку (максимум двум-трем). «Избранник» – десяткам, сотням тысяч избирателей.
Что
С одной стороны, «назначенец» может не дергаться, не быть слугой многих господ. Следуй генеральной линии шефа, качественно выполняй поставленные им задачи – и «все в шоколаде».
А с другой стороны…
Какие задачи будет ставить шеф – толковые, реальные или завиральные? Как он их будет ставить – точно, конкретно или «иди туда – не знаю куда»? А если он в тебе разочаруется, да не по делу, а из-за каприза?
Последнее «избраннику» уж точно не грозит. Значит, не грозит и немотивированная отставка. Более того, опираясь даже на рассредоточенное большинство, он в какой-то мере защищен от случайных «наездов», капризов, явной несправедливости.
В «эпоху Ельцина» эта защищенность была ощутимой. Об этом я сужу не понаслышке.
В разделе «Парламентская неделя» я упоминал об отзыве своей подписи из-под Договора об общественном согласии. Немного о предыстории этой акции.
Тема бюджетных взаимоотношений центра и регионов стара, как и государство, которое собирает налоги с одних граждан и значительную их часть отдает другим. Считается – тем, кто победнее. Та же история и с регионами. Драматизм ситуации не только в том, что федерация забирает твои кровные, которых самому не хватает. С этим еще можно мириться. Особенно, когда знаешь, например, что деньги идут на поддержку близкого родственника (Коми-Пермяцкого округа) или вернутся к тебе же на строительство моста через Каму. Но вдруг выясняется, что федерация и забирает, и возвращает деньги по разным правилам игры. Для одних регионов – по льготным, для других – по ужесточенным. Что у нее есть свои «любимчики», и твой регион не в их числе. Это перестает нравиться.
В первой половине 1990-х годов в Пермской области такое неравноправие особенно болезненно ощущалось на фоне Башкирии. Во время «парада суверенитетов» Башкирия, как и ряд других республик, сумела выторговать у федерации довольно приличные привилегии. Достаточно сказать, что в федеральный бюджет Пермская область отдавала половину собираемых налогов, а соседняя республика – лишь 20 %. По уровню развития экономики мы с Башкирией примерно равны. Получив такую фору, Башкирия имела гораздо большие, чем мы, возможности для дотирования сельского хозяйства, коммунальных и транспортных услуг, финансовой поддержки различных социальных проектов и прочих «вкусных» вещей.
В начале 1994 года я был избран председателем Законодательного собрания и обнаружил, что наконец-то могу вынырнуть из водоворота текучки, поглощавшей почти все время первого заместителя главы администрации по экономике и финансам. Появилась возможность проанализировать наше «житье – бытье», сравнить его с соседями. Именно тогда, не без помощи глав «пограничных» районов Юрия Паздерина и Рифа Исмагилова, я ощутил масштаб этой проблемы.
Довольно быстро мы собрали необходимую информацию о правилах игры федерального центра с другими регионами, выполнили необходимые расчеты. На их основании я написал проект обращения к Президенту и спикерам палат Федерального Собрания. В нем говорилось, что в соответствии с Конституцией России все субъекты Федерации равны. Поэтому предоставление привилегий одним субъектам Федерации и непредоставление их другим является нарушением
Незадолго до указанных событий по инициативе главы администрации Президента Сергея Филатова был подписан Договор об общественном согласии. Суть его можно описать одной фразой из классического мультфильма: «Ребята, давайте жить дружно!». Мы с Б. Кузнецовым, как и руководители других регионов, были в числе «подписантов».
Прямо скажем, Договор был рыхлым, неконкретным. Особенно по части обязательств сторон. Но одну прагматическую идею он содержал: создание при Президенте консультативного совета по разрешению возникающих проблем, разногласий. Что-то вроде досудебного разбирательства.
Вот на этом консультативном совете мы предлагали рассмотреть наши претензии к федеральному центру.
Показав проект Обращения губернатору Б. Кузнецову, я предложил два варианта подписей под документом. Первый – губернатора и спикера. Второй – только спикера, чтобы не подставлять губернатора, который в то время назначался центром и при негативном восприятии Обращения мог быть снят со своего поста.
Борис Юрьевич выбрал второй вариант.
После консультаций с депутатами, заручившись их поддержкой, я подписал обращение и направил его адресатам.
Прошли три недели, но ответа мы не получили. Пришлось перейти в «позвоночный» режим. В секретариатах председателей Госдумы И. Рыбкина и Совета Федерации В. Шумейко мне сообщили, что «головником» в решении поставленной нами задачи является администрация Президента. В администрации же комариный писк какого-то Законодательного собрания какой-то Пермской области не был воспринят всерьез. Более того, меня ни разу не соединили с руководителем администрации С. Филатовым.
Не дали результата и две правительственные телеграммы, напоминавшие о нашем обращении.
Стало очевидно, что пора хлопнуть дверью. Только какой?
С одной стороны, акция протеста должна быть солидной, общефедерального масштаба. С другой стороны, она не должна сработать на оппозицию. Нельзя было и подставляться, давать повод для обвинения в антиконституционных действиях. Это было чревато роспуском ЗС.
Отлично помню то летнее утро, когда часов в пять меня разбудила и не давала уснуть эта непростая задачка. И тут я вспомнил о Договоре об общественном согласии. Он был совсем «свеженьким», явно федерального масштаба, достаточно «раскрученным». И в то же время не очень «строгим», с точки зрения ответственности. Я встал, нашел текст Договора, еще раз его прочитал и решил, что это самый подходящий объект для «нападения». Родилась и форма демарша – отзыв моей подписи из-под Договора.
В девять утра я уже был у губернатора Б. Кузнецова. Узнав о моем намерении, он пригласил своего первого заместителя Г. Игумнова. Оба отнеслись к моей затее без восторга. По-человечески их можно было понять.
Совсем другая реакция на мою инициативу оказалась у депутатов. Это тоже легко объяснимо. Практически все депутаты были состоявшимися в своем деле людьми, в меру амбициозными, уважающими свою область, свой статус, наконец, себя. В этом все – и «белые», и «розовые» (ярко-красных ортодоксов среди депутатов не было) – были едины. Идею протеста поддержали мэры (Ю. Паздерин, Г. Тушнолобов, В. Филь), представители молодого тогда бизнеса (Г. Баршевский, А. Климов, А. Кузяев, Ю. Трутнев), промышленные «генералы» (А. Поликша и Б. Протасов), социальщики (Л. Густокашина, Б. Светлаков)… На ближайшем заседании 18 августа депутаты Законодательного собрания официально уполномочили меня на отзыв подписи. Президенту было направлено следующее письмо: