Трансильвания: Воцарение Ночи
Шрифт:
С улыбкой касаясь когтями моего правого бока, уверенным движением он резанул латекс от груди до живота. — Еще пара ударов, и ее не станет. Костюм и без того уже еле держится, на одной ниточке. Так что вскоре победа будет за мной. А потом, если добровольного согласия не дождаться, значит… Значит. Оттрахаю насильно. Можешь потом в суд имени Дэнеллы Тефенсен на меня заяву накатать, но свое я возьму сегодня. Жить без женщины полтора года и ждать, пока она соизволит вернуться — не самая сильная моя сторона, хоть я и справился. Атрофирован я из-за тебя, Уилсон. Пожалей мужа.
— Дьявол пожалеет. В аду. — Резким рывком я набросилась на него и сбила с ног, оседлав сверху и перебросив из руки в руку остроконечный серебряный
Стиснув ногами его бедра, я слегка вызывающе потерлась о него низом живота, чувствуя дрожь в его теле от нараставшего возбуждения, ощущая, как восстает его плоть.
— Даже на смертном одре ты — скотина, которой ничего от меня не нужно, кроме секса. — Под воздействием знака ‘Круциато’ его лицо стало бледнее обычного. Рот искривился в муках боли. Подсознание сейчас почему-то возопило в моей голове голосом Дэнеллы Тефенсен.
— Лора, остановись. Остановись сейчас же! Это приказ! Ты потеряешь свою душу, Лора, если это случится. Лора, не делай этого! Это все гребаная метка! Это не ты! Ну же. Я знаю, что миллион раз пинала тебя за это словами по самым больным местам, но вспомни, вспомни, что толкнуло тебя на озере потерять невинность? Ты хотела спасти любимого от гибели. Ты не хочешь ему смерти. Остановись, пока не уничтожила все, чем дорожила. Да, он — гребаная тварь ночи, я не отказываюсь от своих слов. Но убьешь его и саморазрушишься. После его смерти тебя уже ничто не спасет, и ничего не вытащит. Я всегда это знала. Прикидывалась, что ты можешь жить дальше, держать Аарона за ручку, думать о новой жизни, но, на деле, он — твоя Вселенная. Убьешь и кроме пустоты, которая, шаг за шагом, сожрет в тебе все живое, ничего в тебе не останется. Ты уже была машиной для убийства один раз. Отупевшей от горя. Остановись, пока не искалечила свою жизнь своими же руками.
Другой голос, напоминавший до боли церковного хориста, монотонно поющего одну и ту же мантру, только усиляя громкость песнопения с каждым словом, холодный и властный, довлеющий и сгибающий волю в кулак, сейчас напевал. — Убей! УБЕЙ! УБЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ЕЙ!!!
И этот голос был сильнее подсознаний, внутренних ‘я’, внезапных голосов Тефенсен в голове. Я занесла кинжал Хранителей Баланса Измерений над головой и изо всех сил обрушила его на грудь короля проклятых. В последний момент Владислав удержал его ладонями. По лезвию заструилась кровь. С шипением серебро начало разъедать кожу его рук, но он держался, не позволяя мне вбить кинжал до сердца.
Я сопротивлялась, и в своем сопротивлении мне удалось прискользнуть лезвием по его рукам ниже и слегка надрезать шелк черной рубашки. Вот уже кинжал оцарапал грудь короля. Дэнелла была права лишь в одном, и не в том, о чем говорила сейчас у меня в мозгу. А в том, что в тренировке силы воли закаляется сталь. До ее уроков борьбы, мне бы было ни за что не оказать сопротивление вампиру. А сейчас, преодолевая силу его рук, я медленно и методично двигала оружие прямо к сердцу сильнейшего пятивекового чудовища. И видела в его глазах то, что сбивало меня с толку. Единственным путем к его спасению — было молниеносно свернуть мне шею. Это он мог, даже преодолев довлеющий над ним знак боли. Но он предпочел свою смерть убийству жены.
Идиот! Я даже не знала, почему злилась, упрямо надавливая на кинжал, заставляя его погружаться в тело вампира.
— Сделай это. — Прошептал он, крепко сжав мои руки в своих и устав бороться. — Если чувствуешь, что это правильно. Если чувствуешь, что так освободишься от проклятия своей жизни. Если, действительно, как ты и сказала, вся любовь была фарсом и игрой, то убей меня. Я не буду сопротивляться, знай. Знай и, что я выбрал сторону Дьявола, предав Бога, только, чтобы дождаться твоего перерождения и быть с тобой. Без тебя все это теряет значение. Без тебя жертвы
Я с яростью, проклиная себя за это, вырвала кинжал из его груди и воззрилась на коптевшую на моей ладони черным дымом метку. Сейчас она почему-то не казалась мне избавлением и спасением. Потому что больше я, как ни старалась, не могла видеть в муже чудовище, а в убийстве тех, кто смотрит тебе в глаза и молит о смерти, если ты изменилась настолько, что готова предать свои чувства, благое дело с благой целью. Беззащитный влюбленный в меня мужчина, которого и я сама любила еще недавно. Это не я. Я бы так не поступила. Чувства для меня всегда были важнее любого долга и обязанностей. Я окинула метку яростным взглядом. Это все она. Почувствовав сопротивление, почувствовав, что я начинаю брыкаться, она сдавила мне виски страшной болью. Но я лишь с презрением прошептала. — Прощай, тварь.
Резкий удар, и кинжал Хранителей Баланса Измерений, вместо того, чтобы пронзить сердце вампира, пробил мою ладонь и прошел насквозь в области метки, выйдя с внешней стороны. Я вскричала от невыносимой боли. К моему счастью, нервные окончания оказались перебиты. Секунд через сорок я почувствовала только холодок в том месте, откуда сочилась кровь. Метка взвилась дымом вверх с моей ладони, пронзительно взвизгнув, как живая, и растворилась где-то под потолком. Я верно сделала ставку. Свести метку Хранителя Архивов могло только оружие Хранителей Баланса Измерений.
Череп резко перестало давить. Тяготевший все это время стальной обруч, сдавливавший мне лоб и виски, наконец, спал, ломая и снимая принуждение. Боль ушла. Хорист заткнулся. Я вздохнула, закрыв глаза, и мучительно вырвала кинжал из руки с резким воплем, отшвыривая его в дальний угол. Затем я медленно открыла глаза. Слезы рухнули бурным потоком.
— Я. Это я, Влади. Я вернулась. Малыш, любовь моя.
— Лора, детка, наконец-то. — Тихо прошептал он.
С полувскриком я обняла его за шею, крепко прижимаясь к нему всем телом.
— Ты истекаешь кровью. Позволь исцелить тебя. — Прошептал он, но я уже не слушала. Мне не было дела до окровавленной руки, до порезов на лице, до синяков и ушибов. Он старался не причинять мне боль, но все-таки мы сражались. И серьезно. Поэтому мое человеческое тело всю силу побоев ощущало сейчас сполна. Но я лишь осыпала поцелуями лицо, шею и плечи любимого, и даже если бы мир вокруг разорвался и затянулся сырой пеленой, мне было бы все равно.
Тогда он с силой немного отстранил меня от себя, хоть я и все еще дрожала, в безумии своем тянувшись к нему, прокусил ладонь и заставил меня пить его кровь. Я даже не чувствовала омерзительного металлического привкуса, ощущая лишь, как силы возвращаются ко мне, а раны затягиваются. Когда я проверила руку и лицо, удостоверившись, что травма от кинжала и шрамы от когтей мужа успешно регенерировали, я снова прильнула к его ладони. На этот раз — с поцелуями. Не переставая целовать его руки, сначала одну, потом другую, затем, наконец, я переключилась на губы. Очертив указательным пальцем их контур, намертво вцепившись рукой в его волосы, я впилась в них, словно в последнюю надежду. Я влетела в него, как в потерянный рай, дрожа всем телом, взяв его руки в свои и касаясь ими себя. Не помню, сколько времени прошло, прежде, чем я взяла себя под контроль. На нечто большее, нежели поцелуи и прикосновения, у нас сейчас не осталось сил, поэтому я опустилась к нему на грудь, закрыв глаза, а он приобнял меня за талию.