Трансильвания: Воцарение Ночи
Шрифт:
Истерически размахивая всеми конечностями, я пыталась дотянуться до него, желая приложить так хорошенько, чтобы звезды из глаз полетели. — Ненавижу! Ненавижу тебя, тварь. Надо было позволить тебе сгнить здесь. Как только очнулся, ты открыл свой поганый рот и все испортил. Тут же.
— Поганые руки. Поганый рот. — Он злобно усмехнулся, покачав головой, из последних сил удерживая мои сцепленные им в замок руки над головой, наклоняясь и обследуя мои губы языком. — На тебе клеймо горит, оповещающее о том, что маленькая грязная сучка хочет поганых рук и поганого рта своего хозяина. Давай, отрицай дальше. Извиваешься подо мной,
— Через мой труп. — Я все-таки извернулась, ударив его коленом в живот, смачно плюнув в лицо и отвесив пощечину. Тяжело дыша, я села на край кровати, оправляя полуразорванное платье.
— Бешеная сучка. — Обреченно вздохнул он, снова падая на подушки. — Хотел ее поприветствовать, пожалеть, взмокшую, злобную и истеричную, а она…
— Не надо быть козлом. Не стоило произносить вслух этот адский ад. Не переоценивай себя, я не взмокшая.
— Не переоценивай себя, думая, что я не влезу, куда надо и не проверю. Руки мне Господь дал не только для того, чтобы кашу мешать ложкой. — Он поднял правую руку вверх, нахально выписывая в воздухе пальцами узоры.
— Если бы Господь знал, как творения по его образу и подобию будут использовать им подаренные руки, он бы их вообще не раздавал. — Сначала я презрительно фыркнула, потом плотину прорвало, и я, сначала тихонько захихикав, через полторы минуты разразилась громоподобным смехом, упав на подушки. — Ты чего сегодня лезешь, как одержимый?
— Не только у вас, Миссис Дракула, не было мужчины последний месяц. У меня женщины не было тоже.
— Хорошо, что не было. Иначе бы я убила ее. — Я наклонилась к нему вплотную. В темноте его глаза являли собой сиявший переливами черного эбеновый пламень. Я закусила губу, расстегивая пуговицы рубашки одну за другой. — Эту рубашку все равно испортила псина. В утиль ее.
Сорвав исполосованную когтями оборотня рубашку резко и нетерпеливо и отшвырнув на пол, я припала губами к его сильной и прекрасной груди.
— Что произошло, имею я право знать или нет? — Спускаясь поцелуями по животу вниз медленно и со вкусом, я руками расстегивала ремень, не забывая и о беседе.
— Двенадцатилетняя девчонка, оборотень. Кажется, ее зовут Андреа. Точно не вспомню.
— Что ты ей сделал? — Скользя пальцами по черному шелку его исподнего, я уже ощущала его эрекцию, не спеша избавить его напряженное тело от томительного ожидания. Он был на взводе, я это чувствовала и издевалась намеренно, поглаживая и сжимая его плоть через белье на долю секунды и отпуская на достаточно длительное время, чтобы оттянуть процесс разрядки.
— Извечная вражда кланов. Оборотни против вампиров и тому подобное. Сначала она порвала мне крыло, потом, словно пропустила через мясорубку. При всем этом я ей даже слова не сказал.
Я тяжело вздохнула, возвращаясь в памяти к самому неприятному, оставившему на мне тяжелый и гнусный отпечаток моменту. — А Дизаре сказал. Говорил, говорил и не мог наговориться. Договорился до того, что девушка загнила.
— Ну и как же сейчас себя чувствует принцесса Дизара? — С презрительной усмешкой граф посмотрел на меня. Эту блуждавшую самодовольную ухмылку с его лица раздражение внутри меня так и хотело счистить еще одной пощечиной.
— Она умерла несколько дней назад. Похоронена в Соверене. Можешь изрыгать на меня проклятия, но я отдала ей поместье бесплатно, пытаясь исправить
— Чем это хуже, чем убить пять невинных младенцев, чтобы спасти такое чудовище, как я? — Он недобро покосился на меня.
— Если убиваешь, то пусть это будет быстро и не зря. Я спасала мужа, и мне это не доставило удовольствия. А ты. Ты наслаждался каждой минутой ее страданий, зная, что каждое ваше противоестественное единение сокращает девушке жизнь. Но ты ведь не мог остановиться, не так ли? Альфа-самец берет все, что хочет и когда хочет, игнорируя последствия. Тошнит от тебя. Пойду поищу другую спальню. Пожалуй, что-нибудь и подберу. Доброй ночи.
Я уже встала с кровати, когда грубая монархическая рука затащила меня обратно. Уложив меня на живот, он вдавил одной рукой мою поясницу в кровать, другой поглаживая мои бедра и ягодицы.
— Рано уходишь, девочка. Я еще не закончил с тобой и церемониться, выслушивая идиотские обвинения, я больше не намерен, ибо полвечера уже терплю твои истерики. Знаешь, я помню эту Дизару. То еще мясо было. Но потом мне стало скучно, понимаешь? Она же затыкаться не умела. Прямо как ты. Молила Аллаха каждую ночь простить ее за грех, за то, что допустила меня в свою жизнь и кровать. Какое облегчение! Сейчас она, наверняка, получила честь разговаривать с ним лично и отмаливать грехи в аудиенции тет-а-тет. Ты же знаешь, что я — не герой. Я получаю, что хочу. У нее была роза, я оборвал с нее лепестки, а потом все закончилось. Долгие нудные разговоры о свадьбе и совместном будущем меня утомляли. И она знала, что за все идеальное в жизни придется заплатить высокую цену. Lune de miel, lune de fiel. (Медовый месяц, бедовый месяц /франц./ — примечание автора.) Какого Дьявола тебя вообще тревожит этот расходный материал?
— Я. На ее месте могла быть я. — Полузадушенно вскрикнула я. Дышать с головой, вжатой в кровать, оказалось не так и просто. — Или я тоже расходный материал и мясо? Она хотя бы была инфанта. А я кто? Студентка Института Кулинарии, которая так и не нашла свое место в жизни. Ты изнасиловал меня в двенадцать. Я бы тоже могла сгнить, но меня ты не предупредил, как и ее.
— Сгнила уже? По-моему, все в порядке. Хватит драматизировать, Лора. У тебя иммунитет к штаммам микроорганизмов любого типа. Вспомни, начиная с детства, болела ли ты хоть раз простудой, гриппом, оспой? Ангиной болеют все хотя бы раз в жизни. Ну? — Владислав взял с кровати свой пояс и щелкнул им, рассекая воздух.
— Я закаленная.
— Чушь. Ты была рождена для меня. В каждой своей реинкарнации, это чудо, но мы не задаемся вопросами, ты рождаешься физически здоровой и с иммунитетом от процессов распада и гниения. Природа защищает тебя, потому что в пятнадцатом веке ты была самой могущественной ведьмой.
Молниеносно он приподнял меня над кроватью, сдавив рукой под грудью. Кожаный ремень коснулся моего горла мягко и нежно. Затем граф начал тянуть на себя и душить. Я хрипела, чувствуя как в солнечном сплетении становится тяжело, омерзительно и сладко от отсутствия воздуха.