Трансильвания: Воцарение Ночи

Роксенбер Лорелея

— Знаешь, это к делу не относится. Давай не будем переходить на личности. Я пришла сюда узнать о прошлом этого мира, а не обсуждать личную жизнь моего мужа. Она у всех была до постоянных отношений. И даже ты — не исключение. — Раздраженно вклинилась я в ее речь.

— Такой днищной, как у него, ни у кого не было. А ты выдыхай почаще, а то закипаешь уже. Не моя вина в том, что ты правду слышать не хочешь, а рядом с ним и вовсе слепо закрываешь на все глаза. На себя злись. Это ты очевидных вещей не видишь и выходишь из себя, когда я с тебя розовые очки снимаю.

— Каждый считает своим долгом поучить меня жить и сказать, что он — бесчеловечная черная тварь, не заслужившая не только быть моим мужем, а и вообще жить на этом свете. Советчиков столько, что хоть засаливай на зиму. — Сквозь зубы процедила я.

— Так, может быть, одна ты не права, если их, одинаково мыслящих, так много? — После минутной паузы Андреа продолжила. — Он доводил мою подругу до абсолютного отчаяния, а однажды она не пришла ко мне пожаловаться. Когда четверо старейшин вернули ему корону, как мужу королевы-регента, он убил Бет. Владислав Дракула всадил ей серебряный

кол прямо в сердце и похоронил ее, сапфир нашего мира, в пустоши, где рос один терновник и чертополох. Но из каждой капли ее крови, пролившейся на землю, выросло фруктовое дерево, плоды которого слаще всех известных во всех мирах. И кроме как в этом саду такие деревья ты не найдешь больше нигде. Сад, возникший на месте погребения Бет, ты, наверняка, видела и не раз. Он находится за территорией парка, в котором есть быстрая речка и прекрасный белый мост над ней… Тем временем, памятуя об опыте девятнадцатого века, когда он жил здесь с тремя невестами: рыжей, брюнетке и пепельной блондинке, конец жизни которым положили местная цыганская принцесса, потомок его семейного древа, и знаменитый охотник на нечисть, Владислав решил, что жить без жены как-то не очень интересно, уже пожалев, что избавил предыдущую от мучений, а не продолжил держать возле себя и истязать, и женился снова. Элеонора Дракула была абсолютно конченной сумасшедшей. У нее были темные волосы и карие глаза. Чем-то она даже тебя напоминала, поэтому он и купился на внешность. Но любовь оказалась зла. Через несколько дней после обращения, в самый пик солнечного лета, сумасшедшая решила, что ей наскучило сидеть в помещении и надо прогуляться. Она убеждала слуг, что солнечный свет им никак не навредит. Дескать, она когда-то уже проверила. Во сне разве что… Роберт, дворецкий, пытался ее остановить, но это оказалось пустой тратой времени. Захватив с собой несколько слабых на голову слуг, Элеонора выбежала на солнце, и, ухватив доли секунды счастья находиться под солнцем, они оставили от себя несколько ровных горок пепла. Король ни минуты не горевал. Да и было не до того. Наступило время массовой облавы на вампиров. Оборотни, в том малом количестве, которым удалось выжить, ликовали, в надежде вздохнуть свободно и избавиться от гнета тирана и самодура, который сделал целью своей жизни истребление нам подобных. Ворон практически уничтожил наш мир, обрушил на него голод и хаос во всей красе, и не осталось ни единого существа на этой земле, не испытывавшего ненависти к нему. Да и как-то уж очень раздражало пророчество, гласившее, что отыскав свою единственную, он воцарится над мирами навсегда и обрушит ночь и мрак на наши головы. Тебя здесь все заочно начали ненавидеть вместе с ним, а ведь ты еще даже не появлялась. Но удача улыбнулась нам. Помощь подоспела совершенно неожиданно. В Трансильвании появился один охотник. Его звали Ван Хельсинг. У него с Владиславом своя жгучая история отношений. Он убил его в тысяча четыреста шестьдесят втором году, как человека. Он перегрыз ему горло, обратившись в вервольфа, в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году, как вампиру. Нам он до сих пор симпатизирует и не трогает нас. Видимо, волчий ген, отвечающий за стайное чувство солидарности, хоть он и принял сыворотку, снявшую с него проклятие, так и остался в нем навсегда. Не зная, как еще убить твоего мужа в конце двухтысячного года, чтобы пословица ‘Бог любит троицу’ воплотилась в жизнь, Ван Хельсинг, выслушав советы монахов из Ватикана, просто перевез его в реальный мир. В твой мир. И оставил в тюрьме, откуда ему не было возврата. Но судьба и на печке найдет, ведь верно? Его возлюбленная, его предназначение, реинкарнация его жены-ведьмы из пятнадцатого века, по чистой случайности, работала рядом. Открыв ему двери в себя, она открыла ему двери и на выход из тюрьмы. Дальше ты знаешь и не хуже меня, что было. Но, помяни мое слово, хлебнешь и ты горя, кормя ворон. У тебя высокая вероятность стать второй Бет. Инстинкты истинно порочного существа: жажда наживы, крови, власти и игры с невинностью. Ты красивая. Умная. Его судьба. Но даже это не меняет того факта, что не являешься девственницей. А получать то, что уже имеешь, не так и весело. Не думай, что брак и пара обещаний выбили из него всю дурь и все пороки. У него есть и другие девушки. А, может, даже девочки. Возраст зависит от настроения. Ты для него всего лишь ключ к воцарению над мирами, Лора. Пока не поздно, уходи, беги со всех ног. Даже такой прогнивший ублюдок, как он, дал тебе шанс уйти. Не спрашивай, откуда я знаю. Я знаю все, что творится в этом мире. У тебя есть шанс, которого никогда не было у Бет. Но если ее ждала смерть, твоя доля еще хуже. Моральный распад и деградация, потому что твоя зависимость от него уже убивает тебя.

— Спасибо на добром слове, я, пожалуй, останусь и продолжу бороться. — Сквозь зубы процедила я. — Послов доброй воли за последнее время хоть отстреливай. Тебе-то какое дело до моей судьбы? Я — не Бет. Я — его отражение. И я не пью из пакетов. Я убиваю людей.

— Я ненавижу твоего Владислава всеми фибрами души. — Андреа посмотрела мне в глаза. — Я буду бесконечно счастлива, если его не станет. Я служила Лизбет, и мы были лучшими подругами, а он убил ее. Такое не прощается, а от этой боли мне невозможно сбежать. Это не идет ни в какое сравнение даже с тем, что он практически уничтожил мир, добравшись до власти. Он убил такого человека, как Бет!.. Исправляясь тысячелетие, он никогда не заслужит быть достойным волоса на ее голове. А его жизнь не стоит и сломанного ногтя Бет. Ты принимаешь решение, ты делаешь выбор, но мне есть дело до твоей судьбы, потому что вы с Бет похожи, как две капли воды. У тебя тот же потерянный блеск в глазах, и ты, как и она, пожертвовала ради любви всем, включая семью.

— Нечем было жертвовать. — Я отрицательно покачала головой, и сердце предательски дернулось, вспомнив об отце. А потом сразу затихло. Томас никогда не встал бы на мою сторону и, что бы ни случилось, всегда

защищал Сару. В таком случае, он мне и не отец вовсе. — У меня нет семьи. И не было.

Последнюю фразу я произнесла холодно, но уверенно.

— Не обманывай саму себя. У тебя была семья. Ты просто внезапно посчитала Ворона чудесным избавлением от своей никчемной прошлой жизни, что, разумеется, в корне не является правдой. Существование в роли его вещи или каждый день через скандалы и побои — участь, намного хуже возвращения в семью. — Андреа поднялась с кровати. — Короче говоря, что бы там ни было, в любом случае, буду рада тебя видеть снова. Можешь приходить сюда в любое время, когда станет грустно или невыносимо дома.

Кареглазая маленькая волчица протянула мне руку. Я колебалась. Как я и говорила ранее, я — социофоб, и формирование союзов — не моя сильная сторона. Я никогда не умела дружить. Но сейчас, где-то глубоко в ее глазах, я видела, что Андреа искренне желает мне добра. Она могла бы стать ТЕМ САМЫМ другом, потому что знает все обо всем. От нее у меня нет секретов, а если бы и были, наверняка, она бы их разузнала другим способом, не вытаскивая из меня. Вдобавок к этому, все то время, что я находилась здесь, ни она, ни Деран не пытались причинить мне вред и разговаривали очень дружелюбно, располагая к себе, а мне так… Так не хватало друзей. Впервые я смогла себе в этом признаться. Муж не может быть другом. Он — та самая планета и мир, по орбите которых я вращалась. Селена была моей подругой ровно настолько, насколько ученица вообще может дружить со своим учителем… И с бывшей претенденткой на мой престол и моего мужа. Это значительно сужало радиус дружбы до холодного терпения. Что уж греха таить, я обожала нашего дворецкого Роберта и, когда была свободна, могла часами с ним болтать абсолютно обо всем, но загвоздка была в том, что мы с ним находились на разных ступенях пирамиды по положению в обществе. Он никогда не обратится ко мне на ’ты’, а именно таких друзей, с которыми можно быть открытой и общаться наравне, обращаясь друг к другу на ’ты’ у меня не было. Были еще Каролина и Морган, со дня свадьбы с которыми я теперь тесно общалась, но они были, по большей части заняты и увлечены друг другом. Андреа и Деран же казались мне теми, с кем я могла по-настоящему подружиться, и поэтому я пожала протянутую руку. Опустив на переносицу темные очки, я позволила Андреа проводить меня на выход из пещеры. У самой двери я обернулась к ней.

— Спасибо тебе. За правду.

— И почему ты думаешь, что это правда, а не гнусная ложь и навет, чтобы испортить репутацию мужа в твоих глазах? Как знать, если я ненавижу его и желаю смерти, я могу сказать, что угодно, чтобы очернить Его Величество. — Недобрая усмешка скривила губы девочки. Она была так умна не по годам, что меня это даже поражало. В двенадцать лет я была более беззаботной… Ну… Вероятно, до инцидента, о котором не помню, но знаю по отрывочным видениям из кошмаров. — Любовь же вроде как предполагает безоговорочное доверие любимому. Может, ничего этого не было, и Бет — вымышленный мифический персонаж, а Владислав правил здесь изначально?

— Да, быть может, я тебя и совсем не знаю, а его знаю целую вечность. Я люблю его, Андреа, я умру за него и готова служить ему всю жизнь, но я чувствую, когда мне врут. Ты не обманываешь меня. А он… Он — никому не доверяющий социопат с маниакальными наклонностями, поэтому он никогда не станет искренне разговаривать. Даже со мной. Недавно я узнала о его страшнейшем злодеянии, и он подтвердил, но… Сам бы никогда не рассказал. В общем, до свидания, Андреа. До встречи.

Девочка стояла, оперевшись локтем на каменную стену. Она внимательно и с грустью в глазах на меня посмотрела.

— Надеюсь, хотя бы в отношении тебя все, что я говорила, останется ложью. Надеюсь, что твоя жизнь окажется красивой сказкой, и потому говорю тебе ‘прощай’, а не ’до свидания’, потому что желаю, чтобы у тебя никогда не появилось повода приходить сюда и жаловаться, как делала Бет. Удачи, Лора. И береги себя. Почаще думай о себе и о том, что ТЕБЕ нужно. Постарайся поменьше жить его волеизъявлением и желаниями. Не забывай о том, что ты — тоже личность, а не красивое приложение к королю.

— Хорошо. И тебе удачи.

Не оборачиваясь больше в сторону Андреа, но все еще ощущая ее внимательный и сосредоточенный взгляд в спину, я вышла из пещеры на окраину леса и зашагала в сторону замка…

Из моей комнаты доносились приглушенные стоны и крики боли. Я резко толкнула дверь внутрь, когда ко мне подбежал испуганный Роберт с просьбой подождать снаружи, пойти на кухню или заняться чем-нибудь еще. Но нет. Я хотела видеть уродливую правду, глаза на которую мне около двух часов открывала Андреа в нашем разговоре. На моей постели лежали король нашего мира и девушка. Человек. Полностью обнаженные. Подняв на меня взгляд, Владислав улыбнулся, оскалил клыки и впился ей в шею над ключицей. Теплая алая кровь заструилась по ее шее и маленькой обнаженной груди с затвердевшими сосками, которую он намеренно сжимал в руках и расцарапывал до крови когтями, глядя мне в глаза и усмехаясь произведенному эффекту ошарашенности. Он снова прильнул губами к ране на шее блондинки, и она обвила его ногами, руками тем временем касаясь его спины и постанывая, как грязная шлюха. Роберт коснулся моей руки, затем крепко сжал ее и прошептал едва слышно.

— Ваше Величество, идемте отсюда. Вам не обязательно на это смотреть.

— А, может, и обязательно, Роберт. Чтобы уяснить для себя навсегда, что он — неисправимый моральный урод, которого десять могил не исправят. — Я выплюнула эти слова, глядя в глаза королю с вызовом и без страха. И хоть слезы и начали стекать по щекам, взгляд мой был омраченно жестоким и практически безразличным. — Идемте, Роберт. Здесь мне больше нечего делать. Пусть упивается своими развлечениями и знает, что с этого момента он мертв для меня. Я хочу помнить мужа другим. Надо было позволить ему сдохнуть, пока он лежал в коме. Оплакать и жить дальше. Но я была слишком наивной и верной девочкой. Благо, сейчас внутри что-то надломилось, и я хочу пожелать ему приятного горения в аду.