Трансильвания: Воцарение Ночи
Шрифт:
Он рассмеялся через боль и закипавшую кровавую пену на губах, хоть это и давалось ему с трудом. — Тогда ты совсем ее не знаешь. Как бы она ни желала меня, привязанность ее в полной мере душевная и духовная. Я для нее важнее секса, важнее плотских утех, иначе ей ничего не мешало обзавестись парнями даже в человеческой жизни. Она прикипела душой. И с большим удовольствием вязала бы со мной веники, нежели спала с другим.
— Убеждай себя дальше в том, чего больше хочет женщина. Впрочем, хватит болтать. Мой нож уже изнемог от желания резать твою плоть…
Издав нечеловеческий крик, я с силой вырвалась из видения, отшвырнув Киру от себя, и, наконец, встав с кровати. Мои глаза налились кровью, и, не смотря на то, что я была еще слаба, а тошнота в моем теле давала понять, что она никуда не собиралась уходить, я оскалилась и кинулась на волчицу.
— Не хочешь
Мои движения были холодны и отточенны. Я болтать не желала. Просто коротко бросила фразу о том, что выпущу ей кишки, и впечатала волчицу в стену. Вцепившись клыками в горло экс-подруги и окончив укус через несколько секунд, вырвав ткани, кожу и кровь из шеи жертвы, я швырнула девушку о стену. Позвоночник ее пронзительно хрустнул, а она вжалась в угол. Впервые за все время нашего общения я видела в ее глазах тень страха. Она понимала, что я не остановлюсь теперь ни за что на свете.
— Лора, не заставляй меня царапать и кусать тебя. Ты же умрешь от яда.
— Или отделаюсь парой галлюцинаций, а твоему резерву сил, скотина, придет конец, и я, вот так просто… — Пробив рукой грудь Киры, подлетев к ней на всей скорости вампира, я сжала теплое бьющееся сердце в руке. — Вырву и все.
— Лора, пожалуйста. — Скулила она, нервно пытаясь дотянуться до меня, чтобы ударить когтями. На поверку это оказалось бесполезно, потому что во мне ликовал Сатана. Сейчас в сражении со мной любой оборотень бы проиграл. Величие ярости усиляло все внутренние резервы. Сейчас мне было все равно, с кем сражаться. Хоть с Дьяволом, хоть с Богом.
— Владислав не умолял. Он терпел. И кто теперь после этого никчемный трус? Блеешь, как трепетная лань. А твои внутренности так и манят разорвать тебя, как бумагу, пополам, чтобы ощутить их тепло на себе. Что угодно, чтобы знать, что он отмщен.
— Отпусти, Лора. Пожалуйста. — Лицо Киры побелело. Она истекала кровью через пробитое моей рукой брюхо. — Я нужна тебе. Я могу попасть в ад и вытащить его душу оттуда. Я уже была там. Одной тебе не справиться, потому что в преисподнюю должен спуститься опытный человек, иначе есть вероятность остаться там навсегда… Я нужна тебе… Я нужна тебе… Отпусти!..
Я, нехотя, вырвала руку из ее груди, оставив волчицу на полу кашлять кровью. — С этого и надо было начинать. Собирайся. Мы идем в ад.
— Не раньше, чем ты увидишь последнее видение. — Кира, даже раненая, проворно накинулась на меня и сдавила мои виски в своих руках…
Она волочила его за волосы в сторону леса, а я бежала следом. Я снова находилась в шкуре Анны. Мой муж не сопротивлялся, глубоко и хрипло дыша. У него не осталось сил на сопротивление. Все его тело и лицо были покрыты кровавыми язвами и нарывами. Как и говорила мне Селена, на нем живого места не осталось.
— Отец!.. Отец!.. Стой, проклятая тварь. Оставь его. Дай хотя бы умереть в мире. Ему же считанные минуты остались.
— Ну вот еще. — Кира развернулась в мою сторону, отшвырнув его хрупкое изможденное обнаженное тело на землю так, что он изо всех сил ударился головой. Снова. — Вороньей туше — воронья смерть. Мы идем в лес. Там падальщики закончат начатое мной. На кровь они слетаются быстро, принцесса Анна.
Издав нечеловеческий вопль, я кинулась на нее, сбивая с ног и вжимая землю. — Моя мать — конченная идиотка. Она допустила тебя в эту семью, поведала все наши секреты. Сначала я убью тебя, а потом ее и ее деревенского муженька. Если отец умрет, я камня на камне не оставлю в этом мире.
— О да. — Перекатившись наверх с легкостью, Кира сдавила мне глотку. — Твой папашка сдохнет. Или, может быть, скажем, любовничек? До какой степени надо прогнить, чтобы отбивать у матери мужика? Вся эта семейка паршиво деградированная. А уж плод от семени его…
Кира сдавила мне виски и закрыла глаза, проникая в сознание. Я пронзительно закричала. Проникновение в разум без согласия на то хозяина этого разума — самое настоящее насилие. Она вытаскивала из сознания Анны тот отрывок их совместной сцены из душа, который мне уже показала. Усмехнувшись, она ударила меня по лицу, продолжив тираду. — Теперь все твои бесхитростные грязные секретики известны врагу, а ты и не рассказывала. Если мне нужно узнать что-то о вас, Лоре не обязательно меня посвящать. Я сама в состоянии что угодно из людей вытянуть. Можешь не надеяться, что
— Мой брат, как я и говорила, идиот и слизняк, раз якшается с тобой. Что и говорить, он всегда был маменькиным сынком и стал точь-в-точь таким, как мама. Ущербным и никчемным. Вся моя семья виновата в скорой смерти отца!.. Я всем им кишки выпущу! Пусти меня, мразь! — Я-Анна яростно барахталась, пытаясь высвободиться из полупридушивающего захвата, но руки Киры держали меня крепко.
— Твоя мать — хороший человек. Да, я ненавижу в ней привязанность к твоему папаше, но это все по дурости. Она обращена молодой, и ее душа еще юная. Ей владеет чувство прекрасного. Желание взаимной и вечной любви с красивым мужчиной. Не ее вина в том, что это прогнившая тварь. А ее неблагодарное творение плоть от плоти — гниль от гнили. Благодари мать за все, что имеешь. Чтобы дать тебе жизнь, чтобы ты могла пользоваться ее мужчиной безнаказанно, Лора претерпела безумные муки боли и приступы. Я следила за ней всю ее беременность. И это был ад. Хорошо, что она бросила вас всех. Вы — просто гадюшник на выезде. Она заслуживает лучшего. Я видела того крестьянина. Они — прекрасная пара. Да я ее с кем угодно посчитаю прекрасной парой, кроме этого подыхающего падальщика. От них одна картинка. Внешне красиво, а изнутри — сплошное рабство и издевательство над ее человеческим достоинством. Вы даже любить не умеете, вороны. Вырвать бы тебе глотку, да твоя мать не заслужила такой боли. Я знаю, что узнав о случившемся, она вернется его оплакивать. Вернется, наплевав на то, что начала новую жизнь. Вернется, не думая о себе. Потому что она всегда думает о вас. О нем и своих детях. И это делает ее лучшей женой, матерью и подругой. Лора не бросает своих, сколько бы боли они ей ни причинили. Проваливай, ничтожество. Немного помучаешься от моего яда, ибо совсем целой и невредимой я тебя не отпущу. Можешь делать со своим любимым папочкой, что хочешь. Я с ним уже наигралась. Оставлю шанс и тебе. Все равно через несколько минут это будет изысканный труп. Пойду добью его, чтоб не страдал. Хватит с него. Это и вправду становится бесчеловечно. Даже для меня.
Отпустив меня-Анну, пару раз ударив когтями по шее, чтобы миф о том, что оборотни ядовиты и смертоносны был знаком моей дочери непонаслышке, Кира подошла к Владиславу и подняла его голову за подбородок. Он хрипло дышал. Пот катился со лба градом, а в глазах полопались все сосуды. Яд разъедал ткани по всему телу, причиняя, я догадывалась насколько сильную, невообразимую боль. — Готовься к смерти, чудовище. Еще немного боли, и ты уже не выдержишь. Скажешь что-нибудь напоследок?
— Скажу. Ты можешь сломать, но не сломить. Мое послание во Вселенную: ‘Я люблю свою жену’. Можешь и это ей показать. Сомневаюсь потом, что твоя смерть будет безболезненной. — Он хрипло и надломленно рассмеялся ей в лицо последний раз в своей жизни. — Тебе крышка, маленькая Анди. Ты лишилась любимого и всей его семьи, а вскоре и лучшей подруги у тебя не станет, после чего не станет жизни. И кто еще жалок и убог? Лора, слышишь?.. Любимая, ты — все в моей жизни. Верь мне.
Тихий смех прервал хруст ломаемых ногой Киры позвонков, и она выдохнула, когда обмякшее тело распласталось по земле. — Ублюдком жил, таким и сдох. О чем я и говорила. Признается в любви к женщине самым фальшивым образом и смеется, зная, что эти слова окончательно забьют гвозди в гроб нашей с ней дружбы. Говорит не потому что думает, а назло. Истинная тварь ночи. — Она обернулась к осевшей на землю и рыдающей мне-Анне. — Он твой полностью. Можешь делать с ним, что хочешь. Если вернется мать, не пускайте ее. Ей не нужно этого видеть. Одень его, чтобы хоть как-то скрыть язвы. Мне еще дорога психика подруги. Хоть я и знаю, что она будет думать иначе…