Трансильвания: Воцарение Ночи
Шрифт:
Похороны еще не начались, и я в компании дочери Каролины и Влада стояла в тени больших вязов кладбища. Наши свидетели со свадьбы — Каролина и Морган припоздали, но вскоре прибыли и сейчас стояли немного поодаль, беседуя со светловолосой Лианой Дракула…
Мой немигающий взгляд был устремлен на надгробный камень Питереску. Скоро на кладбище для фамилии Дракула уже места не останется. Питереску, Владислав, а завтра и Лора… Никто из моих детей не знал о моем плане и лучше пусть так и будет. Я совершала непростительный эгоистичный поступок, потому что не могла больше претерпевать муки боли в жизни без него, но моим детям, потеряв отца, нужно было во что-то верить. Мысли о том, что завтра придется жить и без матери были бы и вовсе невыносимы. И, хоть это и было ужасно, но мои дети были совершеннолетними. Мы дали им все, что могли в свое время. Они жили своей полной насыщенной жизнью
Анна стояла отдельно ото всех, приобняв старый вяз и склонив на него голову. Ей было проще умереть, чем встать рядом с нами. Мы все для нее были убийцами ее отца и любви по совместительству. Она не показывала слез. Ее глаза были сухими, но красными, и, в очередной раз, я подивилась силе выдержки дочери. Она шла против всего мира за него одна. В гордом одиночестве. Делая вид, что черный цвет ее одежд, на самом деле, не символ траура, а повседневная одежда. Даже в этом она была похожа на отца. Я любила яркие цвета раньше. Она же всегда носила черный. С детства. Я не помню Анну Дракула в одежде других цветов.
— Твоя сестра против всего мира. Ей не до нас, смертных. — Безжизненно и безразлично заметила я, обращаясь к Владу. Холодное смирение с ситуацией, наконец-то, окутало меня с головой, давая покой от пережитого стресса. Я знала, что осталось восемь часов до наступления утра, когда мы воссоединимся в вечности. Продумав суицид до деталей, я успокоилась и охладела. Меня практически ничего более не терзало и не истязало душевно.
— Не суди ее строго, мама. Она скорбит, и скорбь эта сильна. Ее усиляет психический недуг. — Влад взял меня за руку, затянутую в черную перчатку по локоть и поцеловал ее. Каролина Дракула куда-то отлучилась, и мы с сыном оказались под вязами абсолютно одни. Я посмотрела на юношу взглядом, полным тоски. Те же длинные, как смоль черные волосы, тот же овал лица, скулы… В фигуре не было столь разительных сходств. Отец его был шире в плечах и в груди. А о силе его рук можно было легенды слагать. Но я не отводила взгляда от лица сына. Этого было достаточно. Мой муж не умер. Он все еще здесь… Что-то маетно дернулось в самой глубине моей разломанной души. Нечто происходило здесь и сейчас. И я не понимала, что именно. Но через сорок секунд поняла, когда, столкнувшись с изумрудным цветом глаз Влада, почувствовала, что на меня будто вылили ушат ледяной воды и вернули в реальность на бегу. Я застыла в паре миллиметров от его губ, когда глаза сына, мои зеленые глаза на лице мужа, спустили меня с небес прямо в грязь с размаху с головой. Не он. Не он… Просто двойник. Просто мой сын, близнец своего отца. Я отвернулась, дрожа всем телом, и как-то надломленно произнесла.
— Извини, милый. Сходство и впрямь разительное… Я теряю голову рядом с его близнецом. Наконец-то, я начинаю понимать и меньше судить его влечение к Анне…
— Ничего страшного, мама. Ничего не случилось. Все в порядке. — Влад попытался обнять меня за плечи, но я вырвалась и пошла по направлению к уже начавшимся похоронам, громко ответив сыну.
— Ничего не в порядке, Влад. И не будет. Твои руки на мне — последнее, чего я сейчас желаю. Прости меня за это.
Говорили мало и скупо. Даже нашим собственным детям было нечего сказать. Единственными, кто мог произнести что-то хорошее, были мы с Анной, но обе давились и кашляли от слез, поэтому были просто не в силах.
Вуаль-сетка стала моим телохранителем, скрывавшим гримасу боли, слезы и глубоко запавшие красные глаза с синюшными ореолами вокруг них.
Все было более менее сносно, пока могильщики и слуги не решили опустить гроб в землю. Тогда все-таки тот факт, что мне не дали попрощаться, сыграл свою гнусную роль. Я не планировала портить похороны, но что-то внутри меня сломалось и возжелало препятствовать захоронению супруга, будто его закапывали живьем. Внезапно все стали врагами в одну секунду. Они хотели, чтобы его похоронили, дали успокоиться, упокоиться и жить тихо-мирно в загробии…
Прости меня, любовь моя, я не такая…
Пусть страдает, агонизируя всю жизнь, но живет. Я не дам ему покоя, не дам упокоиться в миру. Пусть терзает мою душу, хоть будучи мертвым призраком, но не покидает.
Расшвыряв могильщиков и слуг к вязам, а кого и в вырытую могилу, я сорвала крышку с гроба короля…
Я задохнулась, будто из меня по частице высосали весь воздух. Он, действительно, был мертвым, и теперь я это видела и чувствовала. Кровь от следов когтей запеклась, став черной, уродуя идеальные черты любимого лица. Тело было неестественно выгнуто. Да, мне говорили, что у него был сломан позвоночник и раздроблены практически все кости,
— Не-е-е-е-е-е-е-ет!!! — Подсознание вскричало раненой птицей, и упав на землю, больно ударившись коленями, лишившись зрения на доли секунды, а затем взяв себя под контроль, я вскочила и ринулась прочь, игнорируя сочувствующие крики желавших догнать и помочь. Что они могли? А ничего они не могли.
Ветер свистел в ушах и в голове, разбивался звеневшими осколками о каждый миллиметр омертвевшего от боли и горя тела. Я бежала, не разбирая дороги, куда судьба заведет. Главным для меня сейчас было не останавливаться. Ни при каких обстоятельствах. Я не желала, чтобы меня догнали. Затормозила я только спустя бесконечное количество минут, оказавшись в какой-то деревне. Ноги уже просто отказывались нести вперед, и я медленно двинулась человеческим шагом вперед по тропинке.
Люди выглядывали из окон. Никто не боялся меня. Все пытались приветливо улыбаться и кланяться. Я прибыла в страну непуганых идиотов. В Васерию. Здесь на любого вампира накладывалось вето охоты, но мне это не помешало, однако, покончить с Гейл, пусть это и было у нас дома. Господи. Лучше бы он водил домой и трахал этих девочек, чем-то, что произошло… Сейчас бы я смирилась с чем угодно, лишь бы чудо случилось, и он вернулся. В чем-то моя дочь все-таки была права. Надо любить любимых и быть с ними рядом при жизни, а не рыдать после смерти, что принципы мешали принимать тех, кого любишь, безусловно. Эта проклятая деревня причиняла мне боль постоянно. Она символизировала собой все беды моей жизни. Здесь мы с мужем гуляли вдвоем, разбрасывая золотые монеты. Я была в белых кружевах. Я была счастлива, как никогда до этого в жизни. А сейчас я иду по этой тропинке одна в черном траурном крепе с вуалью на лице, заполоненная скорбью, разлившейся по венам. Это невыносимо вспоминать счастливые моменты, и видеть, что место совсем не изменилось, а тебя жизнь изломала настолько, что ты даже вдохнуть без боли не можешь. Затем шлюха Гейл в моей постели родом из Васерии. И, наконец, финальный аккорд — крестьянский быт с Джорджем Ласлоу. Тоже здесь. Попытка обрести новую жизнь, ложное счастье. А потом я потеряла Его из-за беспечности, малодушия и желания сохранить рассудок здравым, сбежать от пороков и демонов Владислава… Его имя тупым ножом полоснуло по венам. Не вскрыло, но и покоя не оставило со мной, рисуя на легких и внутренних органах чувство дальнейшей жизни, в которой его не будет…
Васерия стала столь мощным напоминаем о всех моих бедах, что внезапно захотелось поднести зажженную спичку и с презрением кинуть ее в чей-нибудь дом. Чтобы огонь пошел от крыши к крыше… Слышать крики умирающих и радоваться. Безумно радоваться, что не одна я в жизни потеряла центр мироздания, любимого, хозяина, наставника и отца, мужа, отца моих детей, а и горят семьи. Женщины, дети, чьи-то родственники… Горит весь мир, агонизируя.
Он говорил не бояться его потерять. Внушал, что удержит меня над бездной и никогда не оставит. Но теперь он упокоен. Уже, наверняка, похороны окончились, и он в земле. Сукин сын. Зачем давал обещание, которое не смог сдержать?
— Лора, Лорели, прекрати себя терзать. Это не ты, это скорбь.
Вот, пожалуйста, идет рядом, будто ничего и не случилось. Протягивает руку в мою сторону, по которой я бью изо всех сил. — Оставь меня! Оставь! Гребаная кучка бестелесного призрака. Я ненавижу тебя! Хватит прикидываться им! И ненавижу его. Обещал быть рядом вечно, а ушел, будто бы слово сказано не для того, чтобы его держать. Предатели…
Я нервно толкнула первую попавшуюся дверь и вошла. Жилище было довольно скромным. Даже более, чем родной дом Ласлоу. По-хорошему, так в нем не было ничего, кроме одной грубо сколоченной лежанки. На ней сидела девушка лет семнадцати с ребенком. Младенец сладко спал, а рыжая веснушчатая мать уставилась тем временем на меня во все глаза. Я видела эту девочку. Я знала ее. Но откуда?..