Трапеция
Шрифт:
– Есть и другие законы, – пробормотал Марио. – Думаешь, я не видел, как он на
нас смотрел?
– Господи! Ты совсем чокнулся! Считаешь, кто-то может глянуть на тебя и все
понять? Ты не женоподобный, ничего… Никто не узнает. Просто тебе нравится
думать, что ты другой, какой-то особенный, будто люди по одному твоему виду
могут сказать…
– Лезь в машину и не болтай глупости!
Приоткрыв дверцу, Марио резко ее захлопнул. Изо всей силы. Прямо Томми
пальцам. Вскрикнув, мальчик согнулся, держась за руку.
– О Боже, – прошептал Марио, едва не плача. – Господи, Везунчик, я не… – и
вдруг взорвался в приступе мучительного гнева: – Ты что, не мог шевелиться
побыстрее?!
Откинувшись на спинку сиденья, Томми сжимал запястье пострадавшей руки
пальцами здоровой, будто пытался помешать жуткой сокрушительной боли
взбираться вверх. Все время, пока Марио ехал к маленькой больнице, он мучился
тошнотой и отчаянно сдерживал рвотные позывы. В приемном отделении
медсестра усадила Томми на высокий стол, а Марио встал позади, положив руку
ему на плечо. Почувствовав очередной приступ дурноты, Томми облокотился
было на Марио, но стоило войти доктору, как парень резко его оттолкнул.
Каким-то образом Томми умудрился не закричать, когда доктор двигал руку, сгибая каждый палец. Кости оказались целы, однако ноготь на среднем пальце
висел на ниточке, а костяшка была стесана до кости – под тонким слоем плоти
белел хрящ.
– Должно быть, у тебя сильные руки, сынок. Повезло, что этот палец не сломался
в дюжине мест. А этим шевелить можешь? Хммм, хорошо.
Доктор наложил плотную повязку и маленькую шину.
– Дверца машины, да? Частенько случается, – он сделал Томми
противостолбнячный укол. – Вы из цирка? Эй, я видел вас вчера вечером.
Воздушные гимнасты, да? Это же вы качались на одной трапеции? О трюках
придется на пару недель забыть, сынок. Кстати, вы действительно братья?
Совсем не похожи.
– Сводные, – у Марио было бледное, искаженное тревогой лицо. – С его рукой все
будет в порядке?
– Думаю, да, если он не будет ее тревожить. Через пару дней отвезете его
сменить повязку.
Доктор вытряс в бутылочку несколько таблеток.
– Через десять-двадцать минут заморозка отойдет, и начнет болеть.
Томми задумался, каким образом может болеть сильнее, чем уже болит, и как
ему умудриться не заскулить, как щенок, если все-таки может. Доктор протянул
бутылочку Марио.
– Дадите ему две, как только доберетесь домой. И потом по одной каждые
четыре часа. Присмотрите за ним?
– Уже присмотрел, – сказал Марио со слезами
– Если вы собираетесь сидеть за рулем, молодой человек, – сухо заметил доктор,
– наверное, стоит дать успокоительное и вам.
Томми похлопал Марио по руке здоровой ладонью.
– Марио, не надо. Я же знаю, что ты не специально. Перестань.
Парень отдернул руку и строго нахмурился – такое выражение его лица Томми
уже научился распознавать. Потом достал бумажник.
– Нет, спасибо, доктор, мне нельзя. У меня представление. Сколько с нас?
По пути к машине Томми сделалось так плохо, что он испугался, что сейчас
упадет. Чтобы удержаться на ногах, он взял было Марио за руку, но парень
стряхнул его ладонь.
– Прекрати, – шикнул он, и Томми отпрянул.
Всю обратную дорогу мальчику хотелось сдаться слабости, улечься головой
Марио на колено и позволить боли захлестнуть его. Но вместо этого он сражался
с ней, сидя прямо и холодно.
– Слушай, если ты будешь и дальше так ко мне относиться, люди точно
заподозрят неладное. Мы поссорились, ты прищемил мне руку. Я знаю, что ты не
нарочно, но ты ведешь себя так, будто сделал это именно нарочно. Пожалуйста,
– слабость и боль вдруг нахлынули с такой силой, что Томми начал плакать, – не
злись…
– Да не злюсь я, не злюсь. Но и ты прекрати быть таким ребенком! Нельзя себя
так вести на людях! В приемной ко мне жался, в смотровой об меня терся… Черт
побери, я же говорил…
– Да, говорил, и можешь катиться к черту с этими разговорами!
Томми уставился в окно. Слезы боли и злости струились по лицу.
На стоянке он принял таблетки, ответил на все обеспокоенные вопросы: «Мне
случайно попало дверью по пальцам» и позволил Анжело нарезать для себя
мясо за ужином. В антракте Анжело принес ему ведерко мороженого, и Томми
залез в постель – ждать, пока подействует обезболивающее. Спать он лег, не
глядя на Марио и не ответив на шепот «Спокойной ночи».
Томми не был в номере всего восемь дней, но они тянулись как скучный месяц. С
обездвиженной правой рукой он не мог даже выполнять свои обычные
обязанности в первом отделении, и Анжело с Марио безропотно поделили их
между собой. На третий день Анжело отвез Томми сменить повязку и удалить
почерневший ноготь. После этой процедуры у Томми от боли кружилась голова, а
побелел он так, что перепугал Анжело. Весь обратный путь мужчина нахваливал
Томми за выдержку, остановился, чтобы купить ему коробку конфет, и повторил