Трень - брень
Шрифт:
– Почему вы смеетесь?
– спросила Ольга.
– Почему вы смеетесь, не зная? Почему вы ему верите, почему вы не верите мне?
– Она нерпу сама себе настреляла на шубу, - взвизгнул Боба.
Ольга выбежала на улицу.
– Боба, имеешь, - тоскливо сказал Тимоша.
– Посмеяться нельзя? Смех - витамин для нервной системы.
– Боба снова застрекотал: - Ха-ха-ха!
И никто не заметил, как в магазин тихонько вошел Аркашка с Ольгиным нерпичьим портфелем.
– Ольга, - позвал он.
– Ольга!.. Дядя
– Убежала, - сказала ему шут (дядя Шура).
Аркашка подошел к Бобе.
– Здравствуй, старый бродяга, - сказал ему Боба.
– Вижу, ты, брат, не изменился с той благословенной поры, когда ходили кожаные рубли и деревянные копейки, когда короны королей были доступны для нас, как теперь портсигары, когда принцессы были красивыми, а вино крепким, когда наши шпаги не знали ржавчины поражений...
– Здравствуй, старый бродяга. Над Ольгой смеешься?
– Угадал, гениальный ребенок.
Аркашка трахнул Бобу портфелем по голове.
– Еще хочешь?
– Ты что, одурел?
– спросил Боба.
– Ты, старый бродяга...
– Не за гениального ребенка - за Ольгу.
Боба бросился на Аркашку, он бы смял его, но тут между ними встал Тимоша.
– Отскочите, - сказал он.
– Или оба в нокауте. Зачем ее портфель приволок?
– Она улетать хочет. Вот уедет она, если все здесь над нею смеются. А тебя, Боба, я из рогатки достану.
– Уехать? Ребенок! От себя куда уедешь? Нету таких колес. Продавщица посмотрела в глаза дяде Шуре, в самую их сердцевину.
Тимоша бросился к двери. На улицу выскочил.
– Ольга!
– Ольга!
– передразнил его Боба.
– Еще один спятил.
Тимоша вернулся с улицы, к охотнику подошел:
– А вдруг она не врала?
– Маловероятно, - вздохнул охотник.
– Хотя и другое - смеху не к спеху.
– А вдруг она не врала?
– спросил Тимоша у продавщицы.
Продавщица кивнула:
– Не врала.
– А вдруг, - сказал шут, - а вдруг врала?
Боба хихикнул, но, поймав скучный Тимошин взгляд, наглухо прикрыл рот ладонью.
– А вдруг?
– повторил шут.
– Ай-яй-яй, и мы ей поверили.
– Ну и что? Ну и поверили!
– сказал Тимоша с сердитым напором.
– Аркашка, где она может быть, твоя Ольга?
– Она не моя. С какой стати она моя? Она такая же моя, как и твоя...
– Короче, где она?
– В парке.
Тимоша выскочил, хлопнул дверью. За ним побежал Аркашка. И уже потом пошел Боба, почесывая затылок.
Продавщица сказала:
– Они встретятся в парке...
Шут сказал, глядя в пол и краснея:
– Там хорошее место для встречи...
Охотник на цыпочках, чтобы не скрипнуть, пошел из магазина. Он шел затаив дыхание, он не хотел мешать.
– В восемь вечера, - сказал шут.
– В восемь вечера, - сказала ему продавщица.
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
Осень пахнет
Осенью - ясным днем, темной ночью, даже в дождь, даже в бурю - слышен печальный какой-то звук, будто поезд уходит. Будто поезд этот последний.
Шут (дядя Шура) бодро шел по аллее старинного, парка. Он говорил:
– Убежала девочка плакать. Как говорится, не прижилась. Но сантименты нам не к лицу! Мы тверды и проворны. Ха-ха-ха... Перемелется - мука будет. Подумаешь, рыжая девчонка - частный случай.
– Шут голову опустил. Руки развел.
– А самое синее небо над нами. И самые теплые крыши над нами. И самые добрые люди вокруг. И очень хочется тихой красивой личной жизни. Особенно когда мы влюблены... Тс-с... Осторожно...
– Шут оглянулся.
– Это не детская тема. Я извиняюсь.
* * *
Ольга шла вдоль гранитного парапета, за которым текла речка. Эта речка - протока - впадала в другую речку, а уж та, своим чередом, - в море. Ольга трясла головой, черные, как березовый уголь, волосы падали ей на лоб густой челкой.
Ольга не заметила, как к ней подбежал Боба.
– Эй, ты!
– крикнул Боба.
Она не услышала.
Боба дернул ее за рукав. Она остановилась и тотчас приняла оборонительную позицию.
– Не надо, - сказал Боба.
– Меня уже били.
– Боба повис на скамейке, как тряпка, и звук у него выходил изо рта со свистом, словно Боба испортился.
– Полный комфорт. Тимоша теперь за тебя заступается... Тимоша осел.
– После этих слов Боба вскочил со скамейки и огляделся.
– Я в переносном смысле...
– Имя у него хорошее, - сказала Ольга.
– Тимоша.
– Да Юрик он, Юрик. У него фамилия Тимофеев. Ты на меня злишься?
– Боба, я тебе прощаю. Я все-все прощаю. Я ни на кого не сержусь. Зачем? Злой бывает только глупость.
Все птицы в парке громко и удивленно пискнули, словно им открылось нечто великое. Они все разом повернули головки и посмотрели на угрюмую серую ворону, которая сидела на самом высоком дереве. "Кар-р-р", - сказала ворона и, в свою очередь, посмотрела на ястреба, который дремал высоко в небе на распластанных крыльях.
Боба уселся в небрежной позе - нога на ногу.
– Угадай, я умный или глупый?
Ольга сказала:
– Наверно, ты не дурак.
– Правильно.
– Тогда зачем ты все время кривляешься?
– Для балды. То есть для смеха. Без смеха кто я такой? Обыкновенный серый человек.
– И тебе все равно, над чем смеяться?
– Конечно.
Ольга уселась рядом с Бобой.
– Боба, только не врать. Если ты увидишь, что человек тонет, ты бросишься к нему на помощь?