Тренировочный день 3
Шрифт:
— Ну да. И что, хоть раз такое подействовало? — Виктор окончательно прекращает попытки выровнять ситуацию и восстановить свое реноме, а также продолжать урок. Уже понятно, что урок сорван, а весь класс с удовольствием слушает Лилю, испытывая неподдельный восторг. Мальчишки — от созерцания ее загорелых ножек, сложенных по-турецки на столе, которые открываются чуть больше, чем следует каждый раз, когда она раскачивается взад и вперед в такт своим словам, а девчонки — от сладости взрослых сплетен про отношения.
— Что именно? — не понимает Лиля.
— Чтобы тебя попросили промолчать о чем-то, и ты промолчала? — уточняет он. Лиля задумывается. Ненадолго, буквально на
— Ни разу! — гордо сообщает она. Виктор вздыхает. Двойной агент из Бергштейн так себе. Впрочем, и одинарный агент из нее вряд ли получится. При всех своих прочих достоинствах она не считала нужным ничего скрывать и не скрывала. Слишком уж много остальных талантов, так что Цао Цао или Медичи из нее не получится, не станет она интриги плести, скучно ей будет.
— Итак. — повышает голос Виктор: — и о чем же мы узнали сегодня, класс? О том, что не стоит приводить свою девушку на работу, иначе у вас никакой работы не получится. Коломиец? — он кивает в сторону девушки, которая снова тянет руку вверх.
— Виктор Борисович, так это правда? — спрашивает она у него: — все-все правда?!
— Я не знаю о чем ты… — начинает было он, но она — перебивает его.
— Про то, что позавчера у вас с волейболистками было! С целой командой! — выпаливает она и Виктор морщится. Он так и знал, что шила в мешке не утаишь. Вот как увидел, что из соседней квартиры Нарышкина выходит — так и понял, что все. Репутации конец. В смысле — конец репутации скромного физрука и начало легенды о Колокамском Казанове, который волейболисток в постель целыми командами укладывает. А уж если принять во внимание поправку на коэффициент гиперболизации слухов, то через какое-то время начнут рассказывать, что он тут вообще все команды регионального состава… того. Предотвратить это уже невозможно, потому-то он и не стал с утра отводить Лизу Нарышкину в сторону за локоток и просить, чтобы она никому не рассказывала — все равно расскажет. Не удержится теплая водичка на язычке, обязательно поделится сенсацией со своими подружками, к гадалке не ходи. Если бы он ее о таком попросил это бы привело только к тому, что эти сведения кроме грифа «СЕНСАЦИЯ!» приобрели бы еще гриф «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО! ПЕРЕД ПРОЧТЕНИЕМ СЖЕЧЬ!». А с таким вот грифом информация через сплетни и слухи распространится в два раза быстрей. Ничто так не способствует распространению как слова «ты только никому не говори!». Вот только скажи такое и скорость передачи информации по сарафанному радио вырастает в разы.
Так что помешать распространению информации он уже не сможет. Однако он может направить ее, взять контроль над самой информацией, если сейчас он все скажет верно, правильно расставит акценты, то сенсация станет не такой уж и скандальной. Нужно оставить элемент сенсации, иначе люди не поверят, не будут распространять ее, станут распространять скандальную версию. Однако оставив этот элемент сенсации (как же — сама Бергштейн и какой-то физрук!) — убрать оттуда нарратив «Казановы» и что «вы представляете, он со всей командой переспал!». Тем более что отрицать факт прощания с Лилей в стиле «ню» у ее дверей он никак не может, Нарышкина все своими глазами видела, да и сама Бергштейн пока не возражает против того, что они теперь пара… и на этом он сможет выстроить свою версию. Любовь с первого взгляда, вот. Такие истории всем нравятся, в это все поверят. И так он уберет акцент с того, что «всю команду». Были рядом другие девушки из команды «Металлурга», но они так, подруги. А у них с Лилей — любовь. Так что он сейчас аккуратно возьмет нарратив в свои руки и…
— Неправда! —
— И в самом деле. Вот откуда такие слухи берутся — «с целой командой». — подхватывает он. Все-таки молодец Лиля, понимает, когда что сказать нужно, не только спортивные у нее таланты, но и в социалку может, недооценил он ее… правильно, нужно сейчас акценты расставить и сказать, что не было ничего такого, а у них двоих любовь с первого взгляда, все прилично. Это же школьники, они поверят. Да и потом — действительно же не было ничего!
— Вот-вот. — кивает Лиля: — неправда все. Лиза ты же сама все своими глазами с утра видела, да?
— А? — Нарышкина видит, как все оборачиваются к ней и краснеет: — я ничего такого не видела! — защищается она, закрывая лицо руками: — просто с утра из квартиры вышла, а там такое! Простыня упала! Я и не видела ничего!
— Простыня действительно упала. — хмурится Лиля: — моя вина, извини. Но мы же с тобой обе девочки, так что ничего страшного. Это же как в баню ходить, там все голые. Правда я тебя еще голой не видела, давай сходим в субботу в баню вместе?
— Извините! Мне в туалет нужно, срочно! — с места вскакивает рыжий Лермонтович и уносится прочь из класса, при этом лицо у него почему-то красное, как будто раков в кипятке варили. Рыжие вообще легко краснеют, думает Виктор, провожая его взглядом. Но, пожалуй, с откровенностью ментальной картинки, которую Лиля загружает в неокрепшую подростковую психику и правда перебор. Как теперь мальчишки из класса сегодня спать будут?
— Лиля! — повышает голос он голос, стараясь взять весь этот бардак под контроль: — пожалуйста хватит!
— Чего? — она моргает глазами: — ах, да! Точно! Так вот… — она снова поворачивается к классу: — все это враки про то, что Витька с целой командой. Лиза сама видела, что у меня дома и Салчакова была и Маслова, а Волокитина еще раньше убежала. А они все из «Металлурга», команды Комбината, а я из «Красных Соколов», а «Соколы» — от молокозавода выступают. Так что это целых две команды, а не одна. — говорит она, поднимая палец вверх: — поняли! Вот такой у вас учитель, цените и восхищайтесь!
— Лиля! — шипит Виктор, осознавая, что все его планы по мягкому направлению нарратива в приличное русло только что потерпели фиаско.
— Ой! — она снова прижимает ладошку ко рту: — точно! Ты же говорил мне чтобы я об этом никому не рассказывала! Извини, забыла! — глядя в ее смеющиеся глаза, он только зубы стиснул. Ну конечно, забыла она. Теперь-то уже никто ему не поверит, чтобы он не говорил.
— А и ладно. — машет он рукой: — упавший в реку дождя не боится. Плевать. Это твоя репутация на кону, Лиля. Мне-то что, парень он и есть парень, мне такие вот слухи только на руку, имей в виду.
— И верно… — грустит она: — надо было мне промолчать. Но ты же сам говоришь, что со мной это не работает. А с другой стороны, про меня давно в городе всякое говорят, это ты за свою репутацию бойся, нашел с кем связаться!
— Все, хватит мне тут бардак устраивать. И со стола слезай. — говорит он: — у меня уроки еще. Я бы с удовольствием с тобой на свидание сходил, но работа же. Уволят меня, как пить дать уволят. А твое влияние на молодежь исключительно растлевающее, Бергштейн. Давай вечером сходим. Ну или завтра.
— Ага, давай. — легко соглашается девушка, поджимая под себя ноги руками: — но только ты Маше расскажи, что мы уже встречаемся, а то она мне не поверила. Говорит, что я себе надумала, а такой как ты с такой как я в жизни не стал бы встречаться. Она тебя скучным считает, представляешь?