Трепетание предсердий
Шрифт:
Шура молча пила чай.
И тут он вспомнил главное. Она сказала, что шла не к подруге. В тот момент, когда он на нее наехал, она шла к нему, Артему.
– А зачем ты меня искала?
Шура посмотрела на него ясными глазами. И он только сейчас обратил внимание, какого они интересного цвета. Серые с сиреневыми вкраплениями.
– Можно, я сначала чай допью? А все остальное потом.
Ему стало интересно, что же это такое – «все остальное». Но девчонка права. Сперва надо допить чай.
Они допили чай, перебрались в комнату. Шура забралась на диван с ногами, укрылась мягким
Свечей не хватает, вдруг подумал он. И от мысли о свечах почему-то пришел в раздражение. Разлеглась, понимаешь, как у себя дома. Она к нему пришла поспать, что ли? Ей жить негде?
А вдруг и правда негде?
– Шура, – позвал он.
Девчонка негромко сопела.
Заснула, значит. Вот так вот. Ладно, пусть поспит. Надо подготовиться к завтрашнему опросу коллег.
Артем взял ручку, чистую тетрадь – у него скопилось некоторое количество чистых тетрадей; он любил иногда заходить в книжные магазины и покупать тонкие тетради с забавными обложками. «В детстве не наигрался», смеялась над ним Лариса, а он покупал все равно. Их было уже штук двадцать-двадцать пять, по двенадцать или восемнадцать листов. С котиками, собачками, героями мультиков. Сейчас он выбрал тетрадку с падающими совами. «Сов падение», так сказать.
Он не верил в совпадения. С ними следовало разбираться, и разбираться основательно.
Итак. Что мы имеем.
Пациенту из палаты триста восемь Крестьянинову А.А. доставили прямо в палату бутылку спиртного. Которую он благополучно распил – в одиночку или с кем-то на пару – после чего впал в кому. Видимо, это произошло во сне. Утром, в пять часов, дежурная медсестра, а ею была Марина, принесла пациенту градусник, окликнула его, потрясла, не получила ответа, испугалась и позвала Марфу Лукиничну. Кстати, надо выяснить, кто из медсестер раздавал градусники. Спросить, может, видели пустую бутылку в палате, если да, то… То, конечно, уже выбросили. Артем не понимал, зачем, но зачем-то ему эта бутылка нужна.
Значит, начать с Марфы Лукиничны. Она точно расскажет все, что ей известно.
Во вторую голову расспросить Майю Михайловну.
А вот с ней ожидаются трудности. Ветрова, и без того не очень общительная и разговорчивая, теперь, после смещения с должности, и вовсе замолчит. Может, попросить посодействовать ее мужа? Нет, это еще хуже. Ветров, судя по всему, злится за «подарочек» в виде випа в коме.
Единственная надежда на Марфу Лукиничну. Возможно, она успела поговорить с Ветровой до вызова той к главному. Это было бы замечательно.
Остается три вопроса, к которым Артем не знал, как подступиться. Первый. С чьего номера послано утреннее сообщение. Второй. Кто написал анонимку и почему в отравлении Крестьянинова обвиняют именно его, Артема.
Анонимка, напечатанная на принтере, гласила,
Бред какой-то. Артем не был в больнице. Он вообще вчера не выходил из дому.
Но как убедить в этом начальство, не знал.
И очень бы хотел посмотреть на неопровержимые доказательства, которые анонимщик обязался предоставить, ежели не будут приняты меры к господину Турищеву.
Третий вопрос касался дамы, которая брызгала слюной в его кабинете. Кто она такая? Родственница, знакомая? Близко знакомая? Очень-очень близко знакомая? Может, именно она написала анонимку?
Вот эти три вопроса Артем и записал в тетрадку.
Ах нет, был еще и четвертый. Что от него нужно Шуре, которая появилась в отделении аккурат в день начала неприятностей. Но с этим-то вопросом он разберется. Девчонка проснется, и он все из нее вытрясет. Не отпустит, пока она не расскажет правду.
Имелся еще список допусков с телефонами. Артем прошел в спальню, закрыл дверь и начал обзванивать.
В списке было всего восемь пунктов. И за каждым пунктом – тяжелобольной и его родственники. Звонить им надо крайне осторожно. Едва скажешь – я из стационара, как они на том конце хватаются за сердце, ожидая плохих новостей. Не станет же, в самом деле, заведующий отделением звонить вечером, чтобы сообщить: ваш родственник внезапно пошел на поправку и завтра мы его выписываем.
Но – звонить надо.
По одному номеру никто не отозвался, второй оказался вне зоны доступа. Еще четыре номера, после того, как Артем долго и вежливо извинялся за звонок и убеждал, что с мамой-папой-дедушкой-бабушкой все в порядке, входили в положение, старались припомнить события предыдущего вечера, но ничего и никого подозрительного не видели. Эти четверо, видимо, уважали и врачей, и медицину.
Следующий номер, предпоследний по счету, разразился едва ли не площадной бранью. Пожилая женщина, у которой в отделении лежала взрослая дочь, кляла Артема на чем свет стоит. Он пытался вставить пару слов для оправдания, мол, ничего с дочерью не случилось, мне нужна, просто необходима именно ваша помощь, поэтому я вам и позвонил. Но дама не желала ничего слушать, истерила, грозилась позвонить главному врачу и министру здравоохранения России.
А потом будет утверждать, что заведующий отделения – хам, врывающийся в личное пространство, действительно напишет жалобу, да еще и не одну.
Артем не выдержал, извинился и завершил разговор.
Последний номер сообщил пусть небольшую, но информацию.
У женщины, что ответила на звонок, в маломестной платной палате лежала больная мама. Когда мама поступала, свободных мест в отделении не было (эпидемия гриппа, коек не хватает, но в нехватке обычно обвиняют не злобный вирус, не пациентов, отказавшихся от прививок, не пониженный иммунитет заболевших, а именно больницу), дочка не пожелала оставлять пожилую маму в коридоре и оформила платное лечение. А себе – допуск. Все свободное время проводила в больнице, нанять сиделку уже не хватило средств.