Третий берег Стикса (трилогия)
Шрифт:
— Это ты вместо «здравствуйте»? — недовольно буркнул Матвей.
— Здравствуйте, господин жулик! — уважительно поздоровался кузнец, отвесил поклон, и тут увидел рядом с Матвеем Волкова.
— А, так ты не один, — проговорил он. — То-то я гляжу, чего это ты себе «выкаешь». Ну шо, здравствуйте, господин хороший.
Он вытер о фартук руку, без труда дотянулся ею через салон — знакомиться.
— Александр, — представился капитан, отвечая на крепкое рукопожатие.
— А меня зовут Осипом, по фамилии Решетиловым.
— Лопату свою убери, — попросил
— Ну да, ты ж у нас весь в белом, — проговорил участливо Осип, убрал руку и поинтересовался уже без иронии. — С чем хорошим пожаловали?
— Дай во двор сначала заехать, — попросил, оправляя на себе балахон, Матвей.
— Заезжай и к боксу сразу же, к тому, шо с подъёмником.
— Чур меня, — с отвращением отозвался сатир, но во двор въехал. Слева проплыло крыльцо с точёными балясинами. Медведь нацелился в тёмный прямоугольный зев длинного сарая, но заезжать не стал, остановился, устало урча двигателем.
Саша, не дожидаясь приглашения, вылез, — надоело сидеть, — побродил, разминая ноги, — онемели до иголок, — заметил краем глаза, как плавно, почти беззвучно съехались воротные, крашенные серой краской, створки, подивился, но так и не определил, каким чудом это произошло. Привык уже, что все механизмы в Княжествах работают с лязгом, рёвом и копотью; ворота Решетиловы оказались приятным исключением, и подвижностью своей обязаны были не иначе как электродвигателям. «Но откуда у него здесь электричество?» — подумал мельком Волков, однако мысль в голове не задержалась. Жар июньского солнца лёг на плечи и затылок. Пахло скошенною травой. И звуки какие-то сухие, трескучие. Думать лень. Саша потянулся, заложив руки за голову, пытаясь понять, кто стрекочет: «Цикады? Кузнечики?»
— Так вот, — встретил Осипа вылезший из машины сатир. — Загудело что-то. Само, я ничего не…
— Я слыхал уже, не глухой, — пресёк оправдания мастер, — и понял, шо само оно. Само разбило подшипник ступицы правого переднего колеса, ты, понятно, тут ни при чём.
— Чур меня, чур! — опять отмахнулся Матвей.
— Ага, как подшипник, так чур, а по ямам козлом скакать это тебе не чур. Заезжай, говорю, на подъёмник, чурка ты необструганная.
Ворча недовольно себе под нос, сатир уселся за руль, загнал машину в сарай и во тьме зажглись красные фонари, зачем-то вделанные в заднюю дверь машины. Горели недолго, сразу после того, как погасли, хлопнула дверца и Матвей снова выскочил на залитый солнцем двор, но не с пустыми руками — прихватил чемодан. Вид его живо напомнил Волкову суетливого медика, вылетевшего с санитарным ботом по вызову.
— Держи, — сказал он, протягивая ценный груз Волкову, и покосившись на кузнеца, добавил:
— Зря в салоне бросил.
— Нет уж, — сказал Волков и сунул руки в карманы, не желая прикасаться к чемодану, из-за которого погибло столько народу. — Пусть у тебя будет.
— Мгм, — промычал, расплывшись в улыбке, сатир. — Доверяешь, значит. Правильно. Пойдём со мной, отведу тебя к манихеям. Время обеденное.
Саша
— Надолго это?
Решетилов помялся, но отвечать ему не пришлось.
— А нам торопиться некуда, — неожиданно беспечно проговорил сатир. — До вечера уехать всё равно не получится, я Осипа знаю, то не так, это не эдак, глядишь — на дворе темно. Ночлега лучше чем в Манихеевке поблизости не найти, вот и заночуем у них. Мне бы, — и-эх! — выспаться не мешало бы. А завтра на свежую голову… Слышь, Саша, так идёшь ты со мной к манихеям, или я сам? Жрать, понимаешь… То есть, кушать что-то очень уж хочется.
— Иди сам, я после поем. Мне с дороги муторно, — соврал Волков, внимательно наблюдая за выражением лица провожатого. Что-то подозрительное было в желании заночевать в селении манихеев, и зевок получился у Джокера фальшивым, хоть, надо признать, за рулём заснул непритворно. «Может быть, просто домогается манихеевых разносолов?»
— И правильно, — поддержал Волкова кузнец — если шо, так обедом и я накормить могу, с дороги и по жаре моя еда полезней. Ступай-ступай, без тебя разберёмся. И знаешь шо? Найди и пришли ко мне сюда Петровича.
Он повернул сатира за плечи и подтолкнул ладонью в спину, приложившись между лопаток. Впрочем, Матвей не сопротивлялся и на очевидную фамильярность обращения не обиделся. Заспешил к прорезанной рядом с воротами калитке, ни дать ни взять деятельный стажёр медицинской службы, по рассеянности забывший где-то свою белую шапку-таблетку.
— Мошенник, — беззлобно обругал его кузнец. Саша, согласный с таким определением всецело, всё-таки глянул на хозяина кузницы с удивлением. Привык просто за последние сутки к тому, что местное население не склонно выражать свои мысли прямо.
— Ну, шо смотришь? Или тоже боишься оскоромиться? — спросил Осип насмешливо, склонив к плечу круглую голову (волосы с проседью, завитками, как проволока).
— Не понимаю, — ответил Саша, пытаясь вспомнить, что означает это слово: «оскоромиться».
— В мастерскую войти не брезгуешь?
Саша пожал плечами и вместо ответа вошёл. После залитого солнцем двора — мрак, прохладно и пахнет какой-то химией. Вытянув руки, капитан Волков храбро шагнул в неизвестность, шаг, другой, а на третьем шаге коленом стукнулся обо что-то острое и угловатое: «Чтоб тебя!..»
— Погоди, в яму грохнешься, — сказал за спиной Осип, там звучно щёлкнуло и под высоким потолком сарая замигали, наливаясь светом, вспыхнули мощные синеватые лампы-трубки. Не керосинки, не факелы, а самые обыкновенные галогеновые светильники, точно такие же как в старых марсианских грузовых порталах и прочих древних помещениях, брошенных с полвека тому назад за ненадобностью.
— Электричество? — не удержавшись, громко спросил Волков. Голос его раскатился под потолком дребезжащим жестяным эхом.