Третья истина
Шрифт:
– Нет, нет. Я сыт, и вообще, позвольте мне упиваться собственным бескорыстием.
Саша, сразу успокоившаяся, смотрела во все глаза. Она вообще очень любила смотреть на него со стороны. Как красиво он все делает: двигается, жестикулирует, и вообще, какое это чудо, что они едут вместе. Он почувствовал ее взгляд, кивнул ей и подошел:
– Ну вот. Я успел все. Еду купил. Свежая вода во флягах до краев. А мы что, переселились в этот вагон?
– Я вас искала, думала вы не придете уже!
– Не приду? То есть как? Куда же я денусь? А-а-а… Это
Они уже дошли до своего вагона и сели на чудом уцелевшие места. Чужой мешок нехотя потеснился. Виконт оперся о него локтем и, нагнувшись ближе к Сашиному уху, заговорил, к ее удивлению по-французски:
– Александрин, Александрин! Я понимаю: это не мир – перемирие. Пусть. Но тогда договоримся об условиях. Должна же ты хоть немного доверять мне? Не вернулся, удрал, бросил… Что ты обо мне думаешь, я не понимаю? Мы просто не сможем быть добрыми спутниками при таком отношении с твоей стороны.
Лулу настолько огорчила и удивила его речь, что она не сразу нашлась:
– Что вы! Я думала – отстали, честное слово. Я волновалась!
– Не сочиняй, пожалуйста. Я не калека и не старик, чтобы обо мне волноваться в таком смысле!
– Не верите… Мне не верите? А сами говорите.
– Нашлись, наконец, ватрушечки. Думала, забыла, что ли, старая дура? Чего удрали-то? Ватрушки ищи, вас, голубчика! – перед ними стояла давешняя пожилая женщина из другого вагона
– Да не надо мне ватрушек, спасибо!
– Как это можно – отказываться? А что про вас девушка ваша подумает? Что же это, и не предложил девушке даже, скорее: «нет, нет!». Стыд-позор!
– Какой девушке? – оторопел Виконт. – Ах, это вы о ней!– он оглядел Сашу, в ее красивом пальто в талию с меховой золотистой опушкой, круглой шапочке и высоких ботинках на каблучке. – Ты что, хочешь ватрушку?
Саша была неконтактна, она еще пыхтела от возмущения: он думает, нет, не думает, а откровенно говорит, что она ему лжет!
Еще немного поломавшись, Виконт, наконец, легко улыбнулся и взял большую ватрушку.
– Еще, еще берите.
Он помотал решительно головой:
– Хватит. И эту – только потому, что я их очень люблю.
Женщина удовлетворенно кивнула и, похлопав его по плечу, отошла.
– Саша! У тебя есть выбор,– он многозначительно помолчал, глядя серьезно прямо ей в глаза,– дуться или приняться за свою половину ватрушки. Второе, право, лучше.
– Виконт, если договариваться, то, как следует!
– Да я все съем, пока ты будешь разглагольствовать!
– Подождите, Виконт, не смейтесь. Надо быть откровенными и искренними. Я обещаю, что буду говорить вам все, верить и доверять, но и вы тоже должны. Чтобы мы были хорошими товарищами по дороге. И мы ведь не только по дороге друзья? Теперь ведь мы только вдвоем, Виконт…
Виконт встал, торжественно положил ватрушку рядом с остальной снедью, прижал руку к груди и произнес, непонятно насколько серьезно:
– Полностью принимаю твою декларацию. Рад ее слышать. Единственное добавление, –
– Правда, пусть это будет между нами. Общая тайна. Все равно я буду думать: «Виконт пришел, Виконт здесь, Виконт ест ватрушку».
– Ну, не удержался Виконт, просит извинить. Ватрушки – его слабость.
– А как же называть? Павел Андреевич?
– Хм… напоминает наши уроки словесности, странно от тебя в вагоне это слышать. Наверное, просто – Поль, как все в семье, как она называла. А? Попробуй?
– Вот это да-а-а… А еще, если будете уходить, когда я сплю, будите. Не жалейте. А то мне потом хуже… Хорошо… Поль?
– Так. Проба удалась. Хорошо. Стану будить.
ГЛАВА2.ИЛОВАЙСК. РАЗБОЙНОЕ НАПАДЕНИЕ.
– Вот она – истинная свобода! Прошлое – забыто, впереди – неизвестность. Ничто не сковывает: ни унылые стены собственной квартиры, ни даже крыша над головой. Простор! – Поль покрутился на каблуках, раскинув руки, в одной из которых был Сашин саквояж, словно обнимая упомянутый простор. Саша радостно подхватила:
– Какие звезды! Как будто звенят! Я знаю, это от холода звенит воздух, но пусть, как будто, звезды… Так хорошо! Легко!
– Вот что значит легкомысленно выбрать спутника. Человек постарше и более зрелый на твоем месте не радовался бы: «Свобода! Простор! Звезды!» Какая безответственность! Нам негде ночевать!
– Но мы же идем куда-то… И так уверенно…
– Не в фамильное же палаццо!
– Не куда? – приостановилась Саша.
– Я говорю, мы позабыли выслать вперед квартирьеров!
– Кого?
– Что бы мне еще такого сказать понепонятнее?
– Мы идем в город или нет?
– Ну, город, это пышно сказано. Мы, Поль и Александрин приближаемся к населенному пункту под названием Иловайск. Дорога пряма, удобна и луна освещает нам путь.
– В этом Иловайске и переночуем, но где, не на улице же? Значит надо попроситься к кому-нибудь, у кого есть лишнее место. Только, как скажем? «Здравствуйте, нас ссадили с поезда, его взяли для солдат, позвольте нам переночевать?» Или просто: «Нас судьбина забросила в ваш… он, кто – поселок тогда? И нам негде…»
–Приклонить головы? Трогательно. На меня бы подействовало.
– Но как найти этих, с лишним местом?
– А почему ты, собственно, перестала допускать, что ликующие иловайцы выйдут встречать нас с песнями и транспарантами? И на них в лунном свете крупными буквами будут сиять сведения о планировке, меблировке и прочих благах свободных помещений! – энергично шагая, весело проговорил Виконт.
Саша с большим сомнением повела головой. Городок из-за поворота дороги уже замигал редкими огоньками. Дорога пошла под уклон, и идти стало совсем легко. Саша шагала бодро, ей казалось, что идти так она может еще очень долго, хоть до самого Петрограда.