Третья истина
Шрифт:
– А ты думал!
– Еще думать про тя. Че у Лехи, других делов нет? На те воды, хоть все ведро дуй на здоровьишко, братышок-михрютка!
– Сам ты хрютка эта самая! За воду – спасибо. Ну, теперь, пошли.
Вот уж не думала Саша, что будет знать каждую улочку, каждый поворот в какой-то Балаклее. Она и вообще не подозревала, что город с таким названием существует. А вот, поди ж, почти неделю гуляет по этим закоулкам. Одна или с Лехой. Только на «главную» улицу идет впервые. Уж очень неприятно на каждом шагу натыкаться на серые шинели. Виконт, к огорчению Саши, дома почти не появляется. Зайдет раз в сутки, выложит новости насчет добычи пропусков и вещественные результаты обменных операций, пошутит со всеми и снова
– Ну, че примолк? Лягуху из ведра глотанул? Скучно же!
– Леха, а у тебя какая цель путешествия?
– Че? Цель?
– Да, мы с Виконтом, например, пробираемся в Петроград, это наша Родина, в другом месте мы жить не можем, а ты?
– И я, знамо дело. Ишь, хитрованец. Он в Петроград, а Лехе – дырка от баранки? В Петроград и точка!
– Ты же в Харьков хотел?
– Без трепа, пока гада не гробанем,– из Харькова ни ногой! Викентий, хоть и помалкивает, а насчет паразиту вязы свернуть, во тебе головешку на отрез, одобряет на все сто! Во! Викентий, чо? Сазан вареный? Не! У него кровь– похлебка огневая!
– Это у тебя кровь – похлебка!
– А че? И у меня с огня. Тот гад и не смекнул, с кем связался, когда нас обох в подозрительные записал! Мы воедино с Викентием такого наворочаем! Мы и этого плюгавца, что суп с задержкой принес, кочевряжился, обработаем в отбивную. Жадоба! А вот же его хибара! Да я прям щас!
Саша не успела удержать раззадоренного собственной похвальбой Алексея, и кусок булыжника полетел в окно трактира, около которого они, оказывается, и находились.
– Леха, у тебя есть голова на плечах? Нас же сейчас – в каталажку!
– Кого? Леху в каталажку? Да с братышком? А ну, подходи, кому жисть в тягость!
Из трактира выскочил упомянутый «плюгавец», а вернее, просто мужчина небольшого роста и в ужасе начал наскакивать на мощную Лехину фигуру:
– Платіть! За скло! А ну швидко! Я зараз поліцію покличу![66]
Леха, поразмыслив, сгреб его и привесил за воротник на ближайший сучок:
– Во, отсель голоси взаместо колокола, а то людям не слышно!
Вокруг незаметно собралось порядочно народа. Немцев и полиции, к счастью, поблизости не оказалось. Через несколько минут лицо у трактирщика посинело, так как Леха не подпускал к нему добровольных спасателей. Но вскоре его самого одолел приступ великодушия, и он широким жестом скинул неприятеля на снег. Однако стойкого трактирщика подвешивание на дереве не сломило:– Вбивці, злодії, шахраї! Люди, чого дивитесь, бийте їх, тепер не ті часи – порядних громити![67]
Саша не выдержала:
–Бессовестный человек, вас самого били? Что подстрекаете?
– Кроши его, Сашка!
И Саше в ответ на попытку хозяина схватить ее за полушубок, действительно пришлось перейти к действию кулаками. Ее большой друг помочь не мог. Двое из зрителей, вняв призывам понесшего ущерб трактирщика, пошли на Леху, и он отпускал тычок хозяину только в промежутках, когда один из его противников падал,
– Остынь, хулиган!
После этого Виконт вытянул из кучи Леху и с чувством обратился к нему:
– Алексей, немедленно прочь отсюда, чтобы я вас больше здесь не видел!
Леха пытался объяснить ему, что они били этого живоглота поделом. Но тут завопил сам живоглот, ободренный усмирением атакующих:
– Не пущу! Поліцію сюди! У мене синець на синці! Бандити! Бандити!![68]
– Бандиты, – согласился Виконт и крикнул в сторону дома: – Серафима!
И тут, как по команде, на пороге возникла румяная, белозубая Серафима, уперлась в бока и заливисто засмеялась. Виконт ответил ей уже виденной, ненавистной Саше, улыбкой. Она от души пожалела, что Серафима не вылезла из дома раньше на подмогу хозяину и не получила причитающихся ей тумаков.
– Не трудно будет успокоить компаньона? Этого колосса, – он кивнул на копающего снег ногой Леху, – я возьму на себя.
– Чого легше? – пропела Серафима – Повертайся, коханий, через хвилинку, подивися на шовкового[69], – и под локти увела упирающегося хозяина.
– А теперь – все домой, сказал уже, – дал распоряжение Виконт своей компании. Но, как ни странно, первыми на его слова отреагировали зрители.
Потом и Саша вылезла из сугроба и мрачнее тучи зашагала прочь, гадая над непонятным словом «коханий».
Приведя домой (по улицам он шел позади, как конвоир), Виконт выстроил их вдоль печи и довольно долго смотрел на опущенные головы. Саша время от времени поднимала гневный взор с закипавшими слезами, но Виконт этого как бы не замечал. Наконец, воззвал:
– Капитолина Карповна! Вот полюбуйтесь: рыцари уличных боев!
Никакой Капитолины не появилось, возможно, ее вообще не было дома, но Виконт не ограничился этими словами:
– А вас, Алексей, предупреждаю, в следующий раз, если он наступит, перейду к физическому воздействию. Ну, мой, вообще буйный, с ним я еще поговорю. Он хочет, очевидно, чтобы его убили или изувечили. Придется остаться здесь еще на месяц, не пускаться же в путь с такими настроениями.
Леха встрепенулся:
– Да рази ж б я дал? Да я б костьми…
– Замолчите! Горе мне с вами.
– Да чем мы виноваты, нас оскорбили, мы отвечали! – забыв про булыжник, выкрикнула Саша. – А сами вы… а раз вы так… Мы с Лехой всегда этих хозяев будем бить! Ненавижу!
– Сашка, атаман, это что, твоя инициатива? Его-то за что? Я тебя этому учил?
– А че! Он как положено. Свово защищал!
– Вас? Вы в этом нуждались?
– А честь? И вы учили! – внесла свою лепту Саша.
– Так ты меня понял, Александр? Все. Я от тебя отрекаюсь.
– А это с вашей стороны, честно? Вы разве не наш? Вы чт'o, нас не любите? Только ругаете, а другим каким-то…
– А че…
– Нельзя же терпеть!
– А ну-ка молчать обоим! Все. Я остаюсь, поживем в полюбившейся вам Балаклее. Вы предавайтесь молодецким забавам, держите местных жителей в трепете, встречаться будем на улицах, при случае. Мне с вами не по дороге.
Перспектива, нарисованная Виконтом в его полушутливом выговоре, показалась Саше вдруг чересчур реальной и непривлекательной, она заставила себя отогнать румяный белозубый образ и сказала смиренно: