Третья истина
Шрифт:
– Бунт подавлен! Мы не будем, Леха, скажи, что не будем. – И, не находя больше аргументов, полезла к Виконту обниматься. – Миримся! Не остаемся! Пожалуйста! Ну, пожалуйста…
Знаток русских обычаев, Алексей, решив, что настоящего прощения без троекратных поцелуев ему не будет, тоже сжал Виконта в объятиях и, вдобавок, звучно расцеловал.
– Че! Не взыщи уж с меньших! Будя! По дороге! – Он прослезился и хлюпнул носом.
Виконт вывернулся и проговорил:
– Мальчики, да что это с вами? Дерутся, целуются, глаза – на мокром месте… Нет, распустил я вас. Так, спокойно.
Он полюбовался произведенным эффектом, хмыкнул и одним взмахом взлетел на печь.
ГЛАВА 7. БОЛЬШОЙ ПЛАЧ
Они тогда тщетно добивались пропуска еще неделю. Саше было непонятно, проявлял ли Виконт по этой части особенное рвение, но рассказывал он обо всех сложностях с большим чувством. Дело у немцев, оказывается, было поставлено сверхстрого. Бесконечные: цель поездки, пункт назначения, способ следования… И все это подтвержденное документами, выданными немецкими же властями. У бродяг, каковыми они, особенно в отдельных частях, и являлись, не оставалось никаких надежд. Вырисовывались замкнутый круг и вечное проживание в Балаклее.
Ходили слухи, что в других местах за золотой портсигар или часы можно было просто-напросто купить разрешение на проезд. Балаклеевский же комендант оказался удивительно неподкупным и ревностным служакой.
И вдруг, в один прекрасный день Виконт заявил:
– А почему, собственно, мы не можем выйти из проклятой Балаклеи пешком? Мы что, прикованы к ней? Сообрази мы раньше, могли бы быть за много километров от этой надоедливой деревни. Пора! Довольно! Здесь просто не осталось необследованных достопримечательностей.
Поток его подарков Лехе и Капитолине Карповне, к этому времени достиг максимума и приобрел более изящные и изощренные формы: вышитые рушники, рубашки, ладанки.
Тройка путешественников в тот же день стремительно собралась и ушла, но в первой же деревушке их поджидала большая неприятность: немцы были напуганы партизанами, да и все здесь говорили только о них. Предупрежденные о жестокой каре в случае нарушения, жители отказывались пускать к себе незнакомцев на ночлег. Виконт, по непонятным Саше причинам, устроиться и не стремился. Леха же страстно тосковал по бабы Капиному уюту, пытался раздобыть для постоя что-то похожее, поэтому усиленно искал, но возвращался ни с чем. Придя из очередного рейда, он страшным шепотом поведал:
– Дело – табак! Партизаны-то – это, ей бог не вру, – мы на поверку оказалися! Сыск-то как раз по наши души идет!! Тама десяток дней назад военный поезд безо всякого предварения в гору пошел с груз'aми ихними… Рельсины, грят, – вдрызг, а кто разнес-то, кумекаете, братаны? Мы они самые и будем! Диверсанты отпетые! Товар у нас каковский был? Забытки, небось, не взяли? Теперя, ежели на том убаюкаться думаете,
Саша начала ужасаться и выдвигать отчаянные планы. Виконт же особых эмоций не проявил, только ограничился замечанием, что, во-первых, Леха – балда, нужно было сказать персонально ему, Виконту, а не разоряться при ребенке, а во-вторых, он не удивлен, так как ждал чего-то в этом роде.
Один из Сашиных сумасбродных планов, к ее изумлению, был принят.
– Да! – сказал «Викеша» – отойдем, сколько возможно, от путей, до темноты. Ночь скоротаем у костра. Сашка будет спать. Мы – нет, разумеется.
– Я тоже, разумеется, нет. Вы ведь не собираетесь, а две ночи нормально не спали уже, между прочим. Будем рассказывать страшные истории. Чтобы не уснуть. Я знаю одну – ужасную! Про привидения. От Агаджановой, как ни смешно. Глупо, но страшно. Леха точно перепугается…
– Да ты че! С кем дело имеешь? Я про мертвяков такое заверну…
– …И утро застало их бледными и дрожащими. Мальчики, если вы подарите мне сегодня немного спокойствия, я клянусь в первую же ночь под надежной крышей угостить вас такой ж-жутью … – Виконт многообещающе сверкнул глазами, – что все ваши потусторонние герои покажутся персонажами Розовой библиотеки.
– Ой, сейчас же, рассказывайте!
– Под надежной крышей, я сказал!
Они расположились в «чистом поле», укрывшись у какого-то шалашика. Леха выдвинул предположение, что это – курень бахчевников, а «чистое поле» – сама бахча. Сложенный Виконтом хитрый костер скоро достаточно прогрел пространство, в котором они приютились. Даже земля стала теплой.
– Будем дежурить по очереди. Сначала я! – Саша лихо надвинула шапку на лоб и уселась у костра.
– Угусь, а я – под утречко. С зари – ни в одном глазочке, – сладко зевнул Леха.
– Сашка, – Виконт тяжело вздохнул и перешел на спасительный французский:
– Mais tu m'as promis! Est-ce que tu veux que je dise: «C'est une fille. Elle ne peut d'efendre personne, au contraire, elle a besoin elle– m^eme de double protection»?[70]
– Mais pourquoi m'eprisez-vous tellement les filles?[71] – ответила Саша.
Виконт укоризненно покачал головой и нравоучительно изрек:
– В обществе невежливо говорить на языке, непонятном хотя бы одному из присутствующих, не правда ли, Алексей?
– А эт, че? Язык был? А я думал, обратно дуреете.
– Я, что, обуза, скажите, честно? – не отвлекаясь на Лехину реплику, продолжала нападать на Виконта Саша.
– Ни в коей мере.
– А ты думал! – заржал Леха, радостно вклиниваясь в разговор, в котором он уловил, наконец, смысл. – Барчук! Заляжешь, и до утра – на все завертки, а мы с Викешей по очередку баюльки тебе распевать станем! Эх, Викеша, друг любезный, ну и мужик из него подрастет – курям на смех!
– Вот видите Виконт, какого люди обо мне мнения. И это благодаря вам.