Тревожные галсы
Шрифт:
— Я готов убыть, — сказал Петр.
— Об этом и речь. — Скляров потянулся к столу, взял командировочное предписание и отдал Грачеву. — Смотрите там... Поддерживать радиосвязь с берегом будет нелегко. К тому же последние дни Балтика штормит. Ни пуха ни пера вам, — добавил он.
— Разрешите идти?..
Петр тихо прикрыл за собой дверь.
Уже на палубе он чертыхнулся: «Ну и тип этот Ромашов, вечно кто-то ему нужен. А мне самому хочется дольше побыть с Савчуком...»
— Петр, посмотри, кто там, на причале? —
Он сразу узнал ее. Это была Надя. Она стояла у самой кромки причала и неотрывно смотрела на корабль, у ее ног стоял чемодан. Сына она держала за руку. «Приехала, ну и молодчина, вот обрадуется Костя», — подумал Грачев. Он сошел на причал. Поздоровался с Надей за руку. Она улыбнулась, блестя белыми зубами:
— Где там наш отец?
Не успел Грачев ответить, как пятилетний малыш дернул его за край кителя и шепеляво спросил:
— Это твой корабль или моего папки?
— И мой, и твоего папки, — засмеялся Грачев, ущипнув малыша за ухо. — А ты уже большой.
— Так наш отец на корабле? — вновь спросила Надя.
— Сейчас, одну минутку...
Грачев вошел в радиорубку. Матрос Гончар менял в радиоприемнике лампы.
— Иди, Костя, она там, — тихо сказал Петр.
— Кто? — На лице матроса застыло недоумение.
— Твоя жена...
Гончар рванул дверь так, что задрожала вся переборка. Увидел жену и сына, и будто что-то в груди оборвалось.
— Надюша, Наденька, — прошептал он.
Он обнимал ее, целовал, не стесняясь нахлынувших чувств; кто-то шутливо крикнул с корабля: «Поостынь, Костя, а то еще сгоришь!» А он все целовал жену...
Утро выдалось сырым. Над водой густо стлался зябкий туман. Море штормило. Но для Грачева это было привычным. Его озадачило другое — корабль входил в зону слабого прохождения радиосигналов. Это тот самый район, о котором предупреждал его Скляров. «Надо открыть дополнительную вахту», — решил Петр. Он поднялся на ходовой мостик. Ромашов стоял с биноклем в руках и, казалось, не обратил на него внимания. Петр громко кашлянул, и капитан 2 ранга обернулся:
— Слушаю вас.
Грачев доложил свои соображения.
— Что ж, пожалуй, вы правы, надо открыть. — Ромашов откатил ворот реглана. — Кого поставите на вахту? Ах, Серина! Не возражаю. Это мой лучший радист.
Ромашов добавил, что к вечеру покажется остров Ледяной. Там кораблю надлежит обеспечивать торпедные стрельбы подводных лодок. А позже «Гордый» вольется в отряд противолодочных кораблей «красных». Поэтому связь с берегом должна быть устойчивой. Тяжело будет.
— Это меня не пугает, — улыбнулся Грачев. — Если надо, то сам сяду за радиоприемник. Кстати, где ваш командир боевой части?
Ромашов нахмурился, глядя на черное, свинцовое море, оно дымилось, белогривые волны глухо ударяли в борт корабля, ветер подхватывал брызги и бросал их на палубу.
—
Ромашов признался, что ему не везет с командиром боевой части службы наблюдения и связи. В начале года прислали старшего лейтенанта. Тот раньше плавал на малом охотнике. Но на «Гордом» не справился со своими обязанностями. Дважды корабль, находясь в океане, терял связь. Хуже того: связист был слаб к спиртному.
— Мне такие «герои» не нужны, — в голосе Ромашова прозвучало раздражение. Он посмотрел в сторону судна, появившегося на горизонте, и неожиданно спросил Грачева: — Может, вы переведетесь к нам?
Грачеву так и хотелось спросить, чего это он, Ромашов, командир передового корабля переманивает к себе офицеров с «Бодрого»? То Кесарева просил к себе, то начальника радиотехнической службы Котапова. Негоже так поступать. Но он лишь сухо, не глядя на Ромашова, сказал:
— Мне на «Бодром» неплохо. — И, помолчав, добавил: — У меня с именем этого корабля многое связано... Нет, мне и на «Бодром» неплохо.
— А у нас, может, будет еще лучше. — Ромашов стряхнул с реглана капли воды. — Есть ветер в парусах? Идите ко мне, не пожалеете. Послужите год-два — на учебу поедете. Или продвижение по службе получите. Бывший мой старпом — ныне слушатель академии, а штурман недавно принял в бригаде новый корабль. У меня все растут. Сколько вы уже на «Бодром», лет пять?
— Кажется, пять.
— Учиться пора. — Ромашов свел брови к переносью, о чем-то задумался, потом поднес к глазам бинокль. На горизонте показался остров. Глядя на него, Ромашов сказал, что придется пробыть здесь несколько дней. — А пока разрешаю вам поспать. Всю ночь из радиорубки не выходили.
— Пришлось... Рябов, ваш радист, слабо натренирован.
Передав приказание мичману открыть дополнительную вахту, Грачев пошел в каюту. Несмотря на усталость, ему не спалось. Вспомнилась Ира. Будто наяву Петр увидел яркий, солнечный день, заснеженные горы Севера, лыжников. Ира тогда раскраснелась на ресницах повисли снежинки; неожиданно для себя Петр обнял ее и поцеловал. «Не надо, Петя, — тихо сказала она. — Не надо спешить...»
За бортом угрюмо плескалось море. Хрипло стучал вентилятор, нагнетая в каюту свежий воздух. Петр уже дремал, когда вдруг заголосили корабельные звонки:
— Боевая тревога!..
Петр схватил шинель и побежал на мостик. Лил густой дождь, и косые струи стегали по спине. Неподалеку от корабля всплыла подводная лодка.
— Дайте мне связь с лодкой, — сказал Ромашов.
Грачев включил аппаратуру, мигом сделал настройку и, вызвав на переговоры командира, подал Ромашову микрофон. Тот взял:
— «Орел», я — «Чайка». Когда начнете?
Щелкнула трубка, и Ромашов услышал басовитый голос:
— «Чайка», я — «Орел». Ухожу на глубину...