Тревожный Саббат
Шрифт:
— Катя, очнись. Арша даже не выходила из дома, — воскликнул отец, пытаясь обнять Ким, но та оттолкнула его.
— Ей и не надо было выходить из дома, — фыркнула девушка. — Фэнтези почитай для общего развития. Ведьмы управляют стихиями. Ей ничего не стоило поджечь сараюшку, чтобы меня извести. Ладно, может, Арша своими руками ничего не делала, но к ее услугам целая деревня ведьм, которые ненавидят людей.
— Если бы я тебя ненавидела, ты бы даже не нашла эту деревню, — тихо сказала Арша. — А мне и делать бы ничего не пришлось. Только наблюдать, как тебя сжирает Саббат. Ты все время беседовала с отцом, но даже не поинтересовалась моим мнением насчет происходящего.
Ким
— И какое твое мнение? — наконец вяло спросила фаерщица.
— Я не согласна с твоим отцом. Ты с первого взгляда понравилась мне своими ясными глазами. Ты не убежишь от огня, ты его потушишь. И построишь на пепелище новый дом.
— Но что же мне делать?
— Искать, — отец с нежностью дотронулся до плеча Ким. — Смотреть в воду. Думать. Вспоминать.
— Искать, — повторила Ким. — Но есть ли ответы на мои вопросы?
— Будет ли ответ на твою любовь — вот что важно, — прошептала Арша. — Не ведьмы подожгли сарай, поджег его твой огонь, девочка.
— Нам пора ехать, уже рассвело, — деликатно вмешался Асмодей.
— Но ведь вы вернетесь после Саббата? — спросили хором Арша с отцом Ким.
Та кивнула:
— Если останусь жива.
Когда Ким уже села в машину, то задала вопрос, который волновал ее все детство:
— А где та красная колдовская книга?
Отец Ким немного замялся:
— У меня. Могу подарить.
И фаерщица вцепилась двумя руками в зачитанный томик… Долгожданная колдовская книга. Далекая мечта ее детства.
Раритетное издание Ницше «Так говорил Заратустра».
Она, наконец, смогла обнять отца и прижаться щекой к его щеке.
Глава 10. О добре с кулаками
«Искать. Спрашивать. Думать» — таков был совет, данный в деревне ведьм.
Ким чувствовала, что должна узнать причину смерти трех молодых людей, что это приблизит ее к отгадке. «Не зря же призраки однажды привели меня к их могиле, — думала девушка. — Как я устала. Надоели домыслы и неясность. Мне нужна правда».
И фаерщица отправилась в архив, надеясь в документах прошлого найти ответы на вопросы настоящего. Архив располагался на девятом этаже современного здания, отдаленно похожего на «аквариум». Ее запрос на информацию удовлетворили крайне неохотно. Хмурая архивистка неопределенного возраста молча бросила перед Ким папки с документами об истории усадьбы и сведения о трех молодых людях, которые приходились друг другу родными братьями.
Ким читала, ее пальцы, дрожа, перебирали пожелтевшую бумагу. Оказалось, что в 1905 году Ницшеанец вместе купеческой дочкой Аглаей Феоктистовой пропали где-то на Тибете. Их товарищи из общества «В поисках Шаолиня» утверждали, что они там и сгинули. Родители Аглаи вне себя от горя установили склеп на кладбище, под которым, конечно же, не было тела. Кстати, общество «В поисках Шаолиня» продолжало существовать до 90-х годов XX века. Затем было преобразовано в клуб боевых искусств с аналогичным же названием.
Девушка с интересом прочитала одну из газетных вырезок. Оказывается, в секции занимались не только рукопашным боем. Корреспондент обвинял членов клуба, в частности Аварию, Серого волка и Бранимира в темных делах, связанных с наркотиками. Небольшая заметка двухлетней давности сообщала о распаде клуба и о том, что его бессменный руководитель Васильич пропал без вести в Тибете.
Ким, не отрываясь, смотрела на сухие строчки и ничего не понимала. Они никогда не занималась
«Почему же именно я? Что во мне такого особенного?» — с грустью вздохнула девушка. А еще вдруг поймала себя на неприязни к Аглае, разделившей с любимым человеком жизнь и смерть.
Ким поняла, что Ницшеанец перестал быть для нее бесплотным призраком или персонажем из семейных легенд. Теперь он стал для нее реальным человеком, имевшим свою историю. Человеком, который не смог вынести уничтожение своего дома. Тем, кто уехал в Тибет, зная, что направляется к своей смерти.
Затем она внимательно прочитала историю усадьбы, которая была возведена в XVIII веке известным архитектором-масоном. Это действительно было удивительное строение в стиле позднего классицизма, но щедро украшенное различными готическими элементами.
Когда-то во дворце гостевали Державин и Крылов. Вероятно, мимоходом заезжал и Пушкин. Они вдохновлялись прекрасным садом с фонтанами, которые кто-то из гостей даже сравнил с петергофскими. Наибольший расцвет усадьба пережила в XIX веке, ее даже посетил царь Александр II. Также ходили слухи, что во дворце проводились тайные масонские ложи. До наших времени сохранились барельефы с бычьими головами — один из символов вольных каменщиков.
А потом постепенно начался период упадка…
В конце века жизнь стала слишком стремительной, и амебный неповоротливый дворец все чаще оставался без хозяина. Старший сын Георгий гораздо больше любил городскую квартиру, а младшая девочка еще была слишком мала, чтобы возражать. Брат таскал ее повсюду, даже выстроил миленький домик с ротондой. («Семейное гнездо Асмодея», — поняла Ким).
После исчезновения Георгия в 1905 году его родители прожили недолго. «Сгорели от боли» — образно выразился корреспондент исторического отдела «Веренских известий». Сестра осталась жить в городе на попечении дальних родственников. А через несколько месяцев грянула катастрофа. Опьяневшие от вина и революции крестьяне ворвались в заповедную усадьбу, устроили погром и поджог, вынесли большую часть ценностей.
«Зачинщиком всего был старик из соседнего села, седой как лунь, — описывал журналист «Веренских известий. — Он шел уверенно, держа в руках икону Казанской Богоматери. За ним двинулись и его четверо сыновей с телегами для награбленного добра. Как только процессия перешла реку Звягинцевку, к ней присоединилась молодежь из близлежащих сел, пребывавшая в твердой уверенности, что исполняет волю царя. Якобы тот повелел в кратчайшие сроки разграбить и разорить все помещичьи гнезда».
Впрочем, усадьбу громили не только озверевшие крестьяне. Корреспондент предполагал, что они от природы не были склонны к жестокости. Совсем наоборот. В какой-то момент, выпустив пар, бунтовщики чуть было не разошлись по домам, но им помешали двенадцать молодых революционеров.
С горящими глазами они стали уговаривать крестьян продолжить погром, обещали хорошую поживу. Особенно усердствовал восемнадцатилетний Костя Волков:
— Где-то здесь буржуи клад закопали! Вы уж поднажмите, ребятушки. Мало они ездили на спине трудового народа? Мало крови народной выпили? Теперь настало ваше время! Время мести и торжества.