Три года счастья
Шрифт:
Так почему она позволила этой любви вскипеть в ней?
Пусть любовь покинет ее, остановит безумие.
Эта часть ее жизнь прожита. Прожита ради его, только не пройдет. Она умоляла его остаться, ведь какое пламя
она будет раздувать, если он ушел?
Скорее устроит взрыв и сожжет этот город.
Все пройдет?
Ей нужен огонь, чтобы все обратить в пепел. Обратить в пепел все чувства и сжечь свое сердце.
Словно Кетрин Пирс босыми ногами ступает по раскалённым углям, обжигает кожу, только ей все равно. Ей плевать на невыносимо
Она старалась для него.
Она существовала для него и этой любви.
Существовала Катериной.
Она хочет вглядываться в его глаза, ведь только так она сможет довериться и передать огонь. Для Элайджи Майклсона она не прятала взгляд. Для Элайджи Майклсона она была настоящей. Для Элайджи Майклсона у нее есть немного огня, а ей самой нужно то же самое — пламя и спасения.
Была предана ему, а в итоге оказалась преданной им.
Не смогла уберечь и теперь тау сложно коснуться губами его губ.
Их вкус не такой, как у других мужчин, что были у нее. Он куда глубже. Он мог быть ее возлюбленным, быть до с ней конца вечности, сгорать с ней в этом огне, но только опалил ее до того, как всё исчезло.
Ей нужен огонь.
Ей нужен он.
На ее пути, Кетрин Пирс нужно пламя,
Немного огня для того, чтобы все уничтожить.
Зачем она открыла глаза большей, простой любви?
Чья-то драма, обратилась в ее личную драму любви.
Он ведь рассказал ей о и показал любовь, от которой ее бросило в дрожь.
Она зависима от этого мужчины.
Пролила слёзы, сошла с ума, желала быть только с ним, а так и должно быть.
Если Кетрин Пирс и лгала, то ее поцелуи не лгут, огонь в ее глазах невозможно потушить.
Фитиль зажжён, ее затянуло.
Всегда ходишь по раскалённым углям ради него.
Сгорать ради него.
Кетрин Пирс готова.
Что творится внутри, когда он ушел, оставил на его лбу не весомый поцелуй и кажется не волновался за их последний поцелуй?
Он мог длиться долго, до конца.
Конец.
Проклятье.
Все разрушено.
Все в огне.
Он оставил ее и сейчас на пути в Новый Орлеан, оборачивает голову смотря на черный пластиковый чемодан лежащий на заднем сиденье. Она собрала этот чемодан, желала уехать вместе с ним и жить их жизнью. Жизнью для двоих. Их жизнью.
Проклятье.
Черная любовь.
Испепеляющая любовь и боль.
Ему нужен был огонь, который отражался в ее глазах. Огонь, который он же и потушил.
Ребекка останавливается прямо напротив Пирс, взмахивает густыми светлыми волосами, попутно собирая их в высокий хвост, и ждет что она что-то скажет.
Казалось, какое бы ей дело до шлюхи брата, но она разрешила Кетрин остаться, ведь
Элайджа не был не пустым местом в ее сердце. Понимает, что сердце сучки пусто. Кладет свою руку на ее плечо, но похоже Кетрин Пирс наплевать.
Какая вечная любовь может быть у вампиров?
«Впрочем, это не так и странно», — зачем-то
Кетрин легко может поставить себя, да и была в ситуации, когда Клаус убивал тех, кто ей дорог.
Огонь вспыхнет в груди, но не согреет.
Сердце оставил пустым это пожар страсти.
Пепел.
Серый пепел, которым она готова давиться.
— Эй, — блондинка щелкает пальцами перед глазами Пирс. — Что, уже и меня перестала замечать?
— Что? — возмущается Кетрин и резко отворачивается к камину, — Мы никогда не будем вместе. Он не предаст семью.
— Я думала, что ты водила за нос моих братьев, очередная шлюха, которая готова встать между Клаусом и Элайджей, рассорить их, да еще и копия Татии, и поэтому ненавидела тебя, а оказалось, — вздыхает Майклсон.
— Я никогда не была с Клаусом, боялась его, — медленно, на выдохе. — Я определилась сразу, только боялась признать, а когда признала и позволила себе чувствовать, то все обратилось против меня. Элайджа выбрал не меня.
— Я понимаю, что твое сердце разбито, — говорит Ребекка.
— Попросишь меня уйти? — догадывается та. — Я сама уйду.
— Не торопись, просто ты уже весь вечер сидишь у камина, смотришь на пламя и это пугает, — продолжает та.
— А было бы лучше, если бы я напилась и над этим городом пролились ливни крови? — наклоняет голову. — В прошлый раз…
— Я видела. Ты напилась, лежала на лестнице в одном кружевном белье, кстати запиши мне названия этой марки, — пытается улыбнуться первородная. — Кстати, Элайджи бы очень бы понравился тот дом. Все так, как он любит, камин, все в серо-черных тонах, разбавлено золотом. Вы могли быть счастливы. Мой брат мог быть счастлив с тобой, но Элайджа дурак, если выбрал искупление Ника, в очередной раз.
— Это должно меня утешить? — хмыкает Пирс. — И теперь мне интересно, произнесёт ли он моё имя когда-нибудь ещё? Всегда ли меня будут характеризовать мои же ошибки? Он верил в мое искупление, так же, как верит в искупление своего брата. Я знала, что он оставит меня, просто ждала. Ждала и продолжала верить во что-то… Ждала, когда все обратиться в пепел и он оставит меня. Ждала, когда он забудет меня. Встретимся ли мы, когда-нибудь с ним? Проследи за тем, чтобы Элайджа обрел покой, счастье и сыграл на пианино, как и мечтал. Ты можешь пообещать мне это, Ребекка?
— Я прослежу за Элайджей, Кетрин, он и вправду всем жертвует и он мой старший брат, — прикусывает губу ведь это так и есть.
— Он преданный и постоянно рядом с семьей, Клауса и я верю в то, что он достоин лучшего, — сдавленно смеется
Она вынуждена подняться с кресла, бросает в ответ что-то вроде « Я устала и пуста » и на долгое время замолкает. Направляется к лестнице. Она держится, потому что сильная.
Проиграла.
Как у нее есть еще силы дышать, подниматься по лестнице и лечь в постель, проститься Ребекка облегченно вздыхает смотря ей вслед: не хватало еще, чтобы кто-то узнал, что