Три года счастья
Шрифт:
Женщины мог быть изобретательны, ведь на ее коленях, поверх клатча лежал мобильный переключённый в режим « без звука» и София умеет быстро набирать смс, при этом не забывая смотреть в глаза Тристану и улыбаться.
Стоят друг на против друга. Вампиры из сообщества вынуждены отступить. На Люсьене туфли любимой фирмы Тристана – Berluti, на ДеМартеле серый костюм от Brioni, на рубашке Касла запонки не иначе, как Atelier Yozu. Тристану и впраду интересно сколько миллионов Касл заплатил за эти запонки. Они не такие уж и разные, ведь в выборе часов они оказались схожи. Тристан замечает его часы, когда
Разные.
Одинаковые.
Кто кого унижает?
Чистокровный аристократ или слуга, который теперь купается в роскоши.
— Нам есть, что обсудить, Люсьен.
— У нас один и тот же враг, против которого мы можем объедениться.
И София улыбается, понимает, что разнимать их сегодня не нужно.
Сегодня они договорятся.
Сегодня Аврора ДеМартель приняла решение.
Верное решение.
— Аврора? – Тристан морщится, видя силуэт своей сестры, которая спускается с лестницы.
Она не спит, ждала его возвращения и спускается в гостиную, она сама не своя, глаза мокрые от слез, помогает снять пиджак с его плеч и он то понимает, что разговор предстоит тяжелый.
— Как ты вышла, сестра?
— Свернула шею Айи, ведьма испугалась, потому что я сказала, что ее кожа ее семьи украсит фасад их дома, Адриана ведь так дорожит семьей и именно поэтому она здесь. Ведьмочка сняла заклинание.
— Все же Айя будет зла, когда очнется.
— Вечные уколы вербены не продержат меня долго. Ты знаешь, что бывает, когда мне становится хуже. Сейчас мне хуже и я нуждаюсь в помощи.
— Ты сильна, сестра. Что доставит тебе радость, только скажи… Я заклюл сделку с Люсьеном Каслом.
— Мне плевать,Тристан. Я не смогу и хочу, чтобы ты был счастлив без меня. Отпусти меня, брат… Запри где-нибудь, пока это не кончится… Пока я вновь не попыталась убить себя… Сжечь на солнце или вогнать кол в сердце… Или убила бы первого, кто встанет у меня на пути…
— Когда я нашел тебя во Франции ты казалась счастливой.
— Казалась… Ты же знаешь, как будет лучше…
— Лучше не ввязывать тебя во все это веселье…
А Тристан отбрасывает голову на спинку кожаного дивана. Знает, каково ему сейчас и Тристану просто нужно принять ее решение. Принять, не заплакать и принять, то, что теперь им нужно идти разными путями, лишится части своей души. Руки складываются в молитвенном жесте. Удобно уселась, поджала под себя ноги. Они были вместе на протяжении стольких веков и вряд ли Тристан сможет без нее, но понимает, что сейчас и вправду должен отпустить сестру, запереть, чтобы она не лишилась остатков своей души. Она улыбается, но все же не скроет слезу выступившую на ее лице. Она должна потерять брата, чтобы он в этот раз смог жить. Она молит отпустить, и он отпустит, а пока Аврора сжимает его ладонь, кладет голову на плечо.
— Тристан, ты моя единственная семья. Я буду любить тебя, пока сорняки не завянут.
— Давно простил, сестра. Я сделаю все во благо. Ты вылечишься. Тебе станет лучше…
В этот раз она все исправила.
Их тени – боль.
*** Новый Орлеан.2015 год. ***
Любить, пока сорняки не завянут.
Элайджа Майклсон добит.
Ему все еще больно.
Больно, потому что его брат проклял Хейли и дочь она может видеть в полнолуние. Он искал лечение, но заклинание Далии усовершенствовано и ведьмы молчали или говори, когда его ладонь сжимала их горло, что не могут ничем помочь и за такой ответ расплачивались своей жизнью.
Хейли не забыта.
Сегодня Элайджа Майклсон забрал у ювелира отреставрированные украшения, которые лично искал несколько дней, бродя в месте, где она обратилась в волчицу.
Элайджа Майклсон потерял ее.
Но каждое полнолуние приходил, ждал ее, заключал в свои теплые объятья. Лечил ее объятьями, а она ненавидела Клауса все сильнее и сильнее. Улыбалась, только, когда видела свою дочь.
Его добили.
Теперь все кажется не таким веселым, да?
Потерял Джиа, так и не узнав ее. Видимо только Марсель видел как ему грустно и кажется, Элайджа боялся прощаться, только сжал в ладонях скрипку, надеясь, что она освободилась и птицей улетела в небеса. Разжал ладонь и отпустил ее в небесах. Она обрела свободу на небесах. Только вот Элайджа желает верить в это, а не в то, что ее душа потерялась.
Ненавидит своего брата и с каждым прожитым днем.
Его ведь так и не починили.
Фрея устраивает очередной семейный ужин, после того, как укладывает племянницу спать, но ее братья сидят на противоположных сторонах стола и молчат.
Никлаус ест мясо под гранатовым соусом, благодарит сестру за ужин, обнимает, а Элайджа разжимает ладони в которых сжимал столовые приборы, встает из-за стола и уходит.
Он даже не притронулся к еде.
Элайджа постоянно грустит, задумчив и не простит, потому что Клаус разрушил семью, отнял тех, кто ему дорог. Элайджа Майклсон ненавидит своего брата.
Фрея боится, ведь в доме раздор и просить помощи ей не у кого. Не так уж и давно она вернулась к своей настоящей семье.
Клаус знает, что его брат вылечится от этих чувств и простит его. Всегда прощал, только ему нужно время. Всегда прощал. Уходил и возвращался в семью.
Клаусу нужно было уничтожить врага и защитить свою дочь и ему правду наплевать на случайный женщин, которые делили с Элайджей постель или Хейли, которая страдает, хотя вообще могла умереть и сейчас бы не дышала , только из-за того, что отняла у его единственную дочь.
Но Хейли слишком многое значит для Элайджи. Он потерял Джиа, которая не просто была случайной и с которой он делил постель, потому что ему нужно было отвлечься, а для мужчины – женщина самый верный способ отвлечься и растормошиться. Джиа была слишком добра и невинна, талантлива. Она умерла по вине Клауса. Мать ребенка Клауса страдает по его же вине.
Элайджа Майклсон постоянный.
Элайджа Майклсон всегда выбирает семью.
Клаус знает это и пока отпускает его. Пусть уходит, страдает, сидит в одиночестве в кресле, в своей комнате, не спит до утра и пьет бурбон.