Три года счастья
Шрифт:
Заперта в этой комнате, где тихо и вечный свет.
Она была не права.
Желание умереть еще раз.
Желание снести с петель эту черную дверь, разбить в щепки, царапать ногтями эта дверь, сдирать черную краску.
Нервы сдали.
Взаперти.
Громко кричать.
Разбивать костяшки в кровь.
— Прости меня, Надя…
Сползать вниз, прижаться к двери, дрожащими ладонями закрыть лицо, а синяя венка выступила на не лбу.
Она осознала, мочит, а мысли орут и ей бы притупить боль.
Нет сил подняться.
Моральную сменить на физическую.
Это
Это не Ад.
В этой реальности Элайджа Майклсон всё ещё тот единственный, у кого есть ключ от этой черной двери с золотистой ручкой. Единственный, кому позволено входить в эту дверь.
Он впускает ее к себе в душу, и, может быть, именно поэтому он открыл перед ней свою.
Она знает его настоящего – монстра в костюме, жестоко, но благородного, любящего, верящего в искупление, мечтавшего играть на пианино и свободе.
Он знал ее настоящую – без маски, которая врослась в ее лицо, страстную, необузданную, эгоистичную, ту которая может даровать спокойствие и смотреть с нежностью, потому что любит она того, кто заботится. С ним не нужны маски, не нужно быть стервой. С ним она Катерина.
Кетрин знает его – другого. Она знает, как сложно Майклсону уснуть ночью, даже в её теплых объятьях, потому что кошмары не исчезают, отнятые им жизни остаются отметинами в памяти, как ни старайся их забыть и скрыть за красной дверью. Он долго ворочается, крепко сжимая её тоненькую ладонь, гладит волосы. Она не выносит одиночества, собственные мысли сводят с ума, картинки из прошлого разъедают мозг, сводят с ума.
Ей тяжелее дышать, потому что Кетрин Пирс захлебывается, давится своими слезами, прижимается к черной двери, начинает дрожать, потом дёргается раз, второй, третий…
И закрывая глаза летит в пропасть…
И всё, уже не спит…
Всё, уже очнулась и оказалась в реальности.
Реальности, в которой лучше бы она не отпускала бы его, не играла с этим мужчиной в игры, не пыталась казаться сильной.
Говорить легко, а исправить тяжело.
Он поцеловал ее в лоб, на прощания, а она молчала.
В финале их истории был поцелуй в лоб.
Она лихорадочно смотрит в пространство и шепчет что-то.
— Элайджа…
Шепчет его имя, потому что утешить ее и мог только он. Важно, что благодаря ему она могла подняться и стоять на ногах.
Это привычно.
Привычно падать и подниматься.
Он не придет и не поднимет ее с пола.
Упала.
Однажды ночью Кетрин Пирс упустила момент его пробуждения. Утром он всё так же лежит под боком, тихо, не двигаясь и едва дыша. Его карие глаза раскрытые и пустые и смотрят в ее, словно карие зрачки одного дополняю другие.
Чернее.
Вместе чернее и темеее.
Она обнимает его. Соединяет два потерянных, изломанных мира, прижимает ухо к его груди и слушает – ей так важно почувствовать, что прямо сейчас – он живой.
Да, она знает. Знает, что он живой и сердце Элайджи Майклсона бьется вдали от нее.
Она кажется тоже видела этот сон.
Сон в котором они счастливы.
Все это было лишь сном.
В реальности его нет рядом.
***
В реальности она упала, рыдает, закрыла лицо
В реальности Кетрин Пирс в Аду.
Ад реален.
Ад здесь.
Распахнуть глаза и осознать, что ты находишься в самом худшем дне.
Дне, все было залито кровью. Волосы заплетены в маленькие косички, которые обвивают голову кругом. Бежевое хлопковое платье, черно-фиолетовая накидка.
Эта комната залита кровью. Ее отец проткнут мечом в сердце и прижат к стене. Его проткнули мечом и прижали к стене.
У матери и сестры перерезано горло.
Ее мир рухнул.
Тяжело.
Рыдает на груди матери и потеря семьи сломала невинную Катерину.
Слезы смешаны с кровью.
Рыдать на груди матери.
Это день, когда она обнаружила свою семью мертвыми.
Клаус Майклсон отомстил.
— Он убил их. Всю мою семью. Просто в отместку за то, что я сбежала.
Тот, кто не ощущал, не пережил пустоту и заброшенность, не сможет передать её. Так же и Кетрин Пирс не знала что такое пустота и боль на протяжении пяти веков.
С того момента, как лишилась единственной семьи.
Клаус убил всю ее семью.
И как она сможет жить в этом мире, без них?
Сможет ли существовать без них?
Сможет ли она увидеть их лица?
Сможет ли она найти покой без семьи?
Нет.
Но так должно было произойти.
Клаус Майклсон не прощает.
Пятьсот сорок лет прошло с тех пор как их не стало, как они ушли, а Кетрин Пирс не может свыкнуться с этим. Их нет, а она до сих пор была жива, ходила по земле, потому что никогда не оборачивалась назад. После их смерти Кетрин Пирс осталась одна в этом мире. Он казался слишком жестоким и не справедливым. Она была зла на себя, на весь мир. Поклялась, что выживет ради себя и однажды отомстит. Она всё ещё чувствует. только, забыла, что такое любить заботится о ком-то… Во ней этого не осталось. Глупая человеческая натура - больше всего любишь того, кого потерял или оставил по собственному желанию. Кетрин Пирс любит того, кому причинила столько боли и страданий. Просто за все эти годы она научилась выживать любой ценой, а затем Елена заставила ее проглотить лекарство и Пирс стала человеком, что-то изменилось глубоко внутри ее. Она сильная будучи даже человеком, хотела защитить Джереми, которого убила в гонке за лекарством. Она выстрелила в Сайласа, а тот все же получил лекарство и она умирала от старости.
Умерла дважды и растворилась.
Может просто за все эти годы Кетрин Пирс растворилась в одиночестве и той части, которая любила не осталось. Нет, она осталась в ней просто Кетрин Пирс скрывает ее под маской безразличия. Верила, что когда-то маска спадёт, а пока она будет выживать, чтобы просто жить, чтобы снова видеть солнце пусть оно и не согревает больше ее лицо. Она будет жить.
Каждому нужна поддержка и любовь. Она любила, но всегда не позволяла стать любви у нее на пути, а теперь ее глупая, невыносимая человеческая натура вновь любит и ее словно магнитом тянуло к Сальваторе. Если раньше она могла не чувствовать всего этого, подчинять сердце разуму, то став человеком Кетрин утратила контроль над своим сердцем.