Три года счастья
Шрифт:
— Ну, теперь можешь идти.
Элайджа делает шаг вперед, переступает порог и оказывается от нее в паре шагов, не больше.
Он, кажется, не думает о том, что ступил на пепелище, но Фрея ведь видела. Видела много раз образ женщины, что ступила на пепелище и идет на встречу к ее брату. Она не видела лица этой женщины и предпочитала думать, что это Хейли, а раскалённые угли – испытание, которые предстоит пройти Элайджи и Хейли, ведь между ними все так сложно. В воздухе здесь все еще медленно оседают частички пепла. Может, это пепел чьего-то сердца?
Опустошенный,
Фрея просто заботится о брате, который всегда посвящал себе семье.
На сколько ее еще хватит?
Разве не видишь, мне больно.
Хватит, довольно. Я все еще помню.
Думаешь, тебе можно, если ты мой,
Боже, и люблю до дрожи.
Ты же не слышишь, как я кричу.
Я не прошу, я молю. Слепо верю и жду.
Я не живая, я всего лишь дышу.
Я без тебя не хочу! Прощай! Прощай!
Ты можешь просто забрать все что хочешь.
Разбить мое сердце и меня уже ничто не спасет.
Ты можешь просто убить мою душу.
Души меня, ну же! Но любовь никогда не умрет!
Artik & Asti - Любовь никогда не умрёт.
Видимо Элайджа желает, проверить насколько его хватит. Раздеться, смыть с себя остатки крови и лечь в постель, уснуть. Тушит торшер, ведь больше в этой комнате нет света. С легкой издевкой шепчет, видимо, куда-то в темноту своего сознания: «Столько лет ты жил, руководствуясь исключительно разумом. А сейчас? Сердце? Посмотрим, как будешь собирать его из пепла под своими ногами Элайджа Майклсон Ты ведь все, к чему прикасаешься обращаешь в пепел.»
Пепел.
Кетрин Пирс умеет проигрывать, но его глаза пробиваются куда-то слишком глубоко, будто в самое сердце и, кажется, пытаются отыскать в ней что-то далеко запрятанное, давно сожженное и обращенное в пепел.
Элайджа ведь и не подумал о том, что в его сознании она должа подчиняться ему и говорить то, что он желает услышать, но кажется, что она говорит, то, считает нужным и уместным. Элайджа говорит на октаву ниже обычного, не отрывая взгляда от ее лица:
— Катерина, я войду?
Ей бы решиться, пустив по губам быструю усмешку, и оттолкнуть его так же, как он оттолкнул ее. Кетрин бы размахнуться, предварительно сжав кулак, и ударить со всей оставшейся силы. Пирс бы сделать хоть что-то, спасаясь от повторного унижения, но она лишь слабо кивает, наклоняя голову, и шепчет тихо, одними губами:
— Ты вернулся, Элайджа. Сдержал свое слова.
Черная дверь за ним закрывается, может, сама собой, и у нее возникает сильное чувства, чтобы так было всегда.
Чтобы Элайджа был рядом и обнимал ее крепко-крепко. И глупые ребра чуть вздрагивают будто в надежде, что вот сейчас — всего мгновение — и внутрь опять поместят сердце, живое, бьющееся, настоящее. Его. Сердце, которое принадлежит ей.
Элайджа касается ее волос, вдыхает запах ванили и горького шоколада, оставляет свой поцелуй на ее шеи.
Она сидела у окна, смотрела куда-то в даль.
Кетрин Пирс кажется, что это место похоже на Рай и уж явно не Ад.
Рай, потому
Огонь и пепел.
Кружевной пеньюар, до колена, в черном цвете. Выполнен из мягкого кружева, рукава расклешенные, длинной до кисти, завязывается на талии атласной лентой. Под ним кружевной комплект состоящей из серого браллета и кружевных трусиков в тон.
Он вернулся, потому что похоже желал быть рядом и рассказать обо всем.
Она его выслушает и не бесполезно.
Ведь ему нужно выговориться, чтобы кто-то выслушал и понял.
Она слушала его и то, что она сказала в прошлый раз и вправду послужило только толчком к тому, чтобы начать все заново.
Начать бороться.
Взять себя в руки.
В ее руках два бокала шампанского, но Элайджа не берет алкоголь, только набрасывает на ее плечи свой пиджак, обнимает, вдыхает и после садиться на постель.
— Как прошел твой день?
Ему и вправду нравится видеть ее улыбку, а Пирс следует за ним, садиться рядом выпивает алкоголь.
— Я послушал тебя, Катерина. Сегодня ходил в тренажёрный клуб и моя сила возвращается ко мне. Новообращённый вампир Марселя сбежал с манежа. Это и есть та сила, от которой бежали и которой так боялись все враги нашей семьи. Затем, я остановился в квартале и слушал уличных музыкантов. Выпил виски в баре и вернулся в особняк, в который не желал возвращаться. Моя племянница и Фрея, которая так желает мира в доме заставляют меня возвращаться. Ты возвращаешь мне силы. Я думаю, что любовь придает тебе силы. Мы столько прошли : Ад и Рай. Ты знаешь, как перегрузить меня, отвлечь от проблем. Знаешь, из-за чего я могу быть расстроен… Знаешь, как я ценю семью и какую боль мне принесла клятва : « Всегда и навечно.» Как быть без тебя? Как не думать?
— Знаю, Элайджа… Твой брат только и делает, что не дает покоя, а ты прощаешь его. Вы неделимы. Вы братья. Это и вправду выводило меня, но я простила. Простила тебя, Элайджа и знаю, что ты простишь его… Простила, потому что ты простил меня… Ты может еще и достоин спасения, а меня уже не спасти… Ты простишь, потому что он твой брат и вы столько прошли… Если нужно мое признание, то я не могла уснуть без тебя, задыхалась без тебя – своего воздуха, попыталась заменить Стефаном, но только обожглась и не смогла дышать другим, суррогатным воздухом. Не смогла… Я помню все и простила… Мне так спокойно с тобой… Мы просто спасли друг друга от ошибок и одиночества. Я думала, что ты забыл меня, а ты нашел меня. Вновь… Ты вернулся ко мне.. Но для Хейли ты делаешь то, что не сделал для меня…
— Не будем говорить о ней…
— Она не любит тебя. Она любит только твой образ… Я люблю тебя и буду любить…
— Пока бьется мое сердце, я никому не отдам тебя…
— А бьётся ли, Элайджа? Я мертва… Ты отдал меня смерти…
Понимают друг друга без слов.
Наклонить голову, чтобы их лбы соприкоснулись, чтобы они слышали дыхание друг друга.
Не отдаст его.
Не отдаст ее.
Теперь понимают, какие глупые ошибки совершили.
Пока вместе.
Пока в реальности не наступил рассвет.