Три грустных тигра
Шрифт:
— И она была девственница?
— Ради бога, я не зацикливаюсь на этих подробностях. Это было давно.
— Да, и в другой стране, к тому же девка умерла для тебя, а ты по-прежнему отравляешь колодцы. Марло. Снова Марло. Все твои знакомые наизусть помнят твои цитаты. Можно список составить.
— Я не собирался этого говорить.
Он сказал это с горечью. Не думаю, что ему было горько за Вивиан или за кого бы то ни было, не носящего имя Арсенио Куэ и его воплощений. Мне показалось, у него чуть не вырвалось в подражание Тин Тану: «Только не эта, она меня убивает!»
— Ты с ней переспал раньше, чем Эрибо?
— Не
— Он с ней не спал.
— Значит, я точно раньше.
— Ты знаешь, что я хочу сказать.
— Я знаю, что ты говоришь. Слышу.
— Ты был первым?
— Я не спрашивал. Никогда не задаю подобных вопросов.
— Слушай, не финти, ты же старый греховодник.
— An old hand. Этак поизящнее будет.
— К черту дендизм. Ты первым трахнул Вивиан?
— Возможно. Но я правда не знаю. Она в школе балетом занимается, с самого детства. И потом, мы были пьяные.
— Значит, она соврала Эрибо?
— Возможно. Если он сам не врет. А если и соврала, какая, в жопу, разница. Бабы всегда врут. Все.
То, что последовало за этим, было так неожиданно, что, не услышь я сам, не поверил бы. Воистину ночь открытий для blas'e [189] .
— «Allzulange war im Weibe ein Sklave und ein Tyrann verstecke. — Я обалдел не столько от самой цитаты, сколько от немецкого произношения, подслушанного у какого-то актера. Куэрд Юргенс. — Oder, besten Falles, K"uhe». Фридрих Ницше, «Also Sprach Zarathustra» — я хотел сказать, не пизди! — чистая, незамутненная правда: слишком долго в женщине были скрыты раб и тиран; в лучшем случае, она — корова. Зер точно. Коровы, козы, бездушные твари. Низшая раса.
189
Пресыщенных (фр.).
— Не все же. Твоя мать не корова.
— Боже, Сильвестре, к чему все эти предсказуемые чувства, общие места и раскрученная сентиментальность. Я не оскорблюсь, если о ней так отзовутся. Ты не был знаком с моей матерью. Я же не водитель автобуса и не конюх, чтобы на корову обижаться. Зато я обижусь, если ты и дальше будешь меня допрашивать. Да, я спал с Вивиан. Да, самый первый. Да, она соврала Эрибо.
— В тот вечер, когда я вас с ним познакомил, ты уже с ней переспал?
— Да. Думаю, да. Да. Да, начальник.
— Ты тогда встречался с Сибилой?
— Слушай, достал. Ты прекрасно знаешь, я с ней не встречался, я никогда ни с кем не встречаюсь, ненавижу это слово так же, как само понятие, я просто сопровождал ее, как ты сопровождал Вивиан. Я не виноват, что мне больше повезло.
Неужели дело в этом? Я ревную? Она — мой пазл воспоминаний, в который любовь вложила последний кусочек?
— Значит, ты меня наебал, когда я говорил, что она дает, а ты развел туфту про вечно девственную пишущую машинку, и все это при Риботе?
— О господи, и ты поверил? Я даже не старался. Доза для детей и бонгосеро, чтобы не открывать горькую правду бедолаге Эрибо.
— А правда в том, что ты уже ее отымел.
— Нет, начальник! В том, что она его использовала. Хотела, чтобы я ревновал. Правда в том, что она никогда с
Бедный Арсенио Яхткуэ. А сам-то ты из высшего общества?
— И все. Финита ля комедия. Занавес.
Он встал. Попросил счет.
— В этой истории тебя волнует только, что тебя наебли. Можешь считать это эпилогом.
Может, и верно? Лучше боязнь оказаться посмешищем, чем любовь к Вивиан Смит. Но я не собирался так просто сдаваться Куэ. Я его хорошо знаю. Слишком хорошо его, стервеца, знаю.
— Сядь, пожалуйста.
— Я больше и слова не скажу.
— Будешь слушать. Говорить буду я. Последнее слово.
— Обещаешь?
Он сел. Расплатился по счету и закурил сигарету в серебристо-черном мундштуке. Теперь он будет прикуривать одну от другой, пока не напустит дыму по всей комнате, по всему залу, по всей вселенной. Дымовая завеса. Как начать? Вот что я хотел сказать ему весь вечер, весь день, несколько дней подряд. Настал момент истины. Я Куэ знаю. Он-то собирается со мной в словесные шахматы играть и только.
— Ну. Я жду. Подавай. И только не надо меня осаливать.
Что я говорил? Бейсбол — народные шахматы.
— Я скажу тебе, как зовут женщину из сна. Лаура.
Я ожидал, что он упадет со стула. Я ждал этого неделями, все утро, весь день и весь вечер. Уже и не надеялся. У меня было то, чего вам не дано: его лицо прямо передо мной.
— Это ей приснился сон.
— И?
Я почувствовал себя полным идиотом.
— Тот сон — это ее сон.
— Я понял. Дальше что?
Я умолк. Сделал попытку найти что-нибудь, помимо пословиц и поговорок, фразу, требующую обработки, слова, какое-никакое предложение, сдобренное там и сям. Нет, это не шахматы и не бейсбол, это головоломка. Нет, скраббл. — Мы с ней недавно познакомились. Месяц, точнее, два назад. Мы встречаемся. Вроде как. Нет. Я на ней женюсь.
— На ком?
Он прекрасно знал, на ком. Но я решил играть по его правилам.
— На Лауре.
Он сделал непонимающее лицо.
— Лаура, Лаура Элена, Лаура Элена Диа.
— Never heard of her [190] .
— Лаура Диа.
— Диас.
— Да, Диас.
— Нет, просто ты сказал Диа.
Я покраснел? Как бы узнать. Куэ, к слову, совсем не мое отражение.
— Иди ты знаешь куда. Не поздновато ли для уроков дикции?
— Интонации. Хотя твоя проблема скорее в артикуляции.
190
Никогда не слышал о ней (англ.).
— Да пошел ты.
— Обиделся?
— Я? С чего бы? Напротив, мне очень хорошо, я отдыхаю. Мне скрывать нечего. А вот твое спокойствие меня настораживает.
— Что я должен, по-твоему, делать? Дождь идет.
— В смысле, я говорю, что женюсь на Лауре, а ты вот так вот садишь.
— Как?
— Вот так.
— Не вижу, почему я должен сесть как-то по-особенному, когда ты сообщаешь, что собираешься жениться. Если еще только собираешься. Как я в профиль, нормально выгляжу?