Три подруги и разбитое зеркало
Шрифт:
– А потом мне нужно найти мальчика, воткнуть в него осколок и заставить сложить из кубиков льда слово «вечность»? – закатила я глаза. – Ты шутишь?
Тяжелый вздох прозвучал от печки.
– Нет, потом нужно одновременно совершить и великое зло, и великое добро.
– А так бывает? – решила уточнить я, потому что у моей собеседницы и раньше были не хилые такие косяки из-за привычки всё усложнять. Вот, например, почему именно слово «вечность»? Покороче ничего не нашлось?
– Требуется спасти и погубить. Столкновение полярных действий сделает твоё сознание хрупким,
– Великое зло? То есть, часть задачи – убить?
– Убить невиновного, – уточнила женщина, – это самое величайшее зло. Это та самая трансформирующая сила, которая способна поглотить любого, если не сможешь ее обуздать. А ты сможешь, принцесса?
– Не знаю, – пожала я плечами. – Ладно, с великим злом разобрались. А что по поводу великого добра?
– Самопожертвование.
И она развернулась.
Я встретила её, удерживая на лице смелую улыбку.
– Самопожертвование ради убийства недобитой жрицы культа людоедов подойдет?
– И где здесь великое зло? – прищурилась женщина. – Она не считается невинной душой.
– Невинной душой буду я.
Когда я уже собралась уходить, хозяйка домика спросила:
– Зачем тебе всё это время нужна была Нуатль? Столько сил тратила, просто чтобы удерживать её внутри ловушки, что почти потеряла саму себя.
– Хотела освободить маму, а к змеюке подселить Совет, – честно призналась я. В том, что бывшая богиня знала про зеркало меня не удивило. Это ведь она его когда-то создала. – Показалось забавным.
– Странное у тебя чувство юмора, дорогая племянница.
– Передам папуле от тебя привет! – отсалютовала я и выбежала прочь.
Глава 36
Когда мы в очередной раз встретились на пляже, я спросила Бель, ковыряя песок обломком ракушки:
– Ты веришь в перерождение?
– В буддизме перерождение является одной из основополагающих идей, – скромно ответила девушка. – За каждой жизнью следует смерть, потом новое рождение – и снова смерть. И так по кругу, опять и опять. Цепочка бесконечных перерождений. Сансара. И всё ради достижения высшей цели – нирваны.
– Нирвана – это ведь освобождение, верно? – улыбнулась я, кивая с пониманием.
– Вообще-то, с санскрита нирвана переводится как угасание, – мягко поправила меня Бель. – Угасание, которое освобождает от беспокойства и от результатов прошлых действий, то есть, от кармы, которая является частью сансары.
– Значит, сансара – это что-то плохое?
– Сансара – это результат, – благодарно улыбнулась Бель в ответ на мой интерес к теме. – Результат непонимания своей сути и мира вокруг.
Мы еще долго обсуждали, что есть хорошо и что есть плохо с точки зрения буддистской мудрости.
– Какой же сегодня замечательный день, – я с наслаждением вытянула ноги вперед, упала на спину и раскинула руки в стороны. Полежала так немного, потом приоткрыла один глаз и просила у Бель: – Может, поплаваем?
– Серьезно? – рассмеялась она. – В конце октября ты уверяла, что там холодно, а в апреле предлагаешь искупаться? Кроме того, – моя новая знакомая
– То есть, покупка ласт в этом деле не помогла? – хитро улыбнулась я.
Бель смешно поморщила нос.
– Ну, я немного научилась, – она оглядела собственные острые коленки, стряхнула несколько крупных желтых песчинок, налипшие на её спортивные брюки и договорила: – Вот только училась я в бассейне! Там нет волн и… чаек! И медуз! И акул!
– Здесь тоже нет акул, которые бы позарились на такой суповой набор, как ты! – расхохоталась я. – И не важно, насколько холодная сейчас вода. Моё море не даст тебе замерзнуть!
Брови девушки выгнулись, выражая удивление и сомнение.
В моей адекватности. Но я лишь громче засмеялась, схватила её за руку, вынуждая подняться и побежала к воде, таща девчонку за собой.
Она громко заохала и запрыгала на месте, когда волны захлестнули её бедра, и взвизгнула, когда я, шедшая впереди, дернула девчонку на себя. Ноги её поскользнулись на скользких камнях, и она с головой ушла под воду. Туда же нырнула и я, не выпуская её руку и заставляя плыть за собой.
Приветливая бирюза мелководья стремительно сменилась на загадочную, темную, глубокую синеву открытого моря. Магия кружила вокруг меня призрачным голубоватым сиянием, плавно направляемым мной и на Бель, чью руку я не отпускала. Она барахталась изо всех сил, рвалась назад, пускала пузыри из-за надутых щек. Глаза её были выпучены и бешено вертелись в глазницах. Она была в ужасе, воздух в её легких заканчивался. Она почти захлебывалась. Я чувствовала нарастающую истерику, которая вот-вот должна была перерасти в неконтролируемую.
Отпустив её руку, дальше я поплыла сама. Удерживать девчонку силой на месте не имело смысла. С этой задачей прекрасно справлялось море. Моё море, которое легко подчинялось даже не желанию, а зачатку мысли.
Вода проникала в неё – в уши, в глаза, в носоглотку. И вместе с водой проникала и магия моря. Я чувствовала, как мои мысли, мои желания, мои стремления, мои силы вливаются в неё, как в пустой сосуд, вытесняя собой то, что убивало её. Те клетки, что болезнь еще не успела сожрать, преобразовывались. Перестраивались цепочки ДНК, менялось число хромосом. А я, стараясь не оглядываться, уплывала дальше, оставляя с ней и для неё магию своего рода, которая обвивалась вокруг тела Бель тугими мерцающими лентами…
В тот день её болезнь была остановлена, но пока еще не побеждена. Лишь убив жрицу, я смогла завершить начатое, а амулеты Табити послужили проводниками, направив силу Чумы. Я плохо понимала, что создаю, но в одном была уверена твердо – я всё делаю правильно.
***
Рядом со мной всегда было много тех, кто носил не одну, а сразу несколько фальшивых личин. Они напоминали мне гнилой лук – чтобы добраться до целой сердцевины, придется поплакать и сковырнуть не один слой.
Но если про Макса я действительно узнала от отца, то кто такая муза я знала всегда. Потому что бабушка всегда учила меня быть осторожной и предусмотрительной, не верить ни врагам, ни друзьям.