Три выбора
Шрифт:
Из-за этого даже пожар однажды чуть не случился! Хорошо, что обошлось просто возгоранием, героически ликвидированным дружным коллективом барышень из фирмы «Денсибел», которые арендовали офис на том этаже, где в одной из угловых и временно пустующих комнат «эти несознательные коптильщики собственных лёгких» устроили нелегальный притон для употребления своего зелья…
Мы спустились на лифте на первый этаж, держа в руках как опознавательные знаки кружки с ароматным кофе. Свастика по-прежнему «украшала» его двери, но были видны следы усилий уборщицы стереть её мокрой тряпкой. Однако усилия эти дали
В курилке было пусто и сумрачно и пахло, конечно, не розами, а застоявшимся табачным дымом. Пол из керамической плитки, стены того тошнотворного цвета, который Гоголь метко назвал «цветом застуженного картофельного киселя», с белесыми подтеками из-под незакрывающихся окон. Урна и два полуразодранных кресла – вот и вся ее обстановка. Всё правильно, такой антураж, по расчетам ее устроителей, способствует отвращению «заблудших» от пагубной привычки. И, «по теории», конечно «должен был» способствовать. Но, честно говоря, «на практике» – не способствовал… А вот чувство «классовой ненависти» к «этим гарвардским выкормышам», которые, по слухам, «сами-то курят трубочки прямо в кабинете» – вызывал.
Мы уселись в кресла, отодвинув их от стены, пригубили все-таки по глотку остывшего кофе, закурили, и я спросил:
– А почему вы, Владимир Иванович, спросили Елену Никоновну о том, дома ли мы? У вас что, есть какие-то сомнения в этом?
Владимир Иванович усмехнулся и ответил мне вопросом:
– А что, у вас их нет? Только не рассказывайте мне про то, что вы здесь больше десяти лет работаете, что «коллектив дружный» и что «все вас уважают»… Мы люди взрослые, и я вам скажу откровенно – не жильцы мы с вами в этом «дружном коллективе». И если сегодня выставят меня (а что-то мне подсказывает, что так оно и будет), то вас – завтра. Ну, в крайнем случае – через полгода.
Я не стал лукавить и рассказал ему о своем утреннем мороке. Не всё, правда, рассказал – ни цифр, ни пистолета в этом рассказе не было. Не считал я этичным обсуждать сейчас ни возможность «торговли» с шефом, ни, тем более, средств давления на него при этом.
Владимир Иванович выслушал меня, попивая остывший окончательно кофе и покуривая свой «Парламент». Мы немного помолчали, а потом он сказал:
– Вы, конечно, помните нашу поездку в Емельянов? А знаете, почему я так быстро понял, что весь тамошний бред – это совсем немножко героина в водочке и очень много туркменской дури?
Я живо представил себе тот вечер и ответил:
– Нет, я и до сих пор не представлял себе, что это был героин! А вы действительно почти ничему не удивились, когда я вам про пятиглавого орла сказал!
Ктолин снисходительно посмотрел на меня и продолжил:
– Да потому что знаю я эти «восточные тонкости» не по наслышке! Капелюшечка героина в водке – это для того, чтобы вы привыкали к его вкусу. Да что б захаживали к ним почаще. Для нас-то с вами этого делать было не нужно, мы же не местные, ещё раз просто не придем, но у них, наверно, «чистой водки» под руками не было, а тащиться на склад из-за наших 200 грамм глупо и «в лом».
Он
Я достал новую папиросу, обстучал ее, тщательно продул, не спеша сформировал мундштук, закурил, сделал пару глотков кофе, и при этом лихорадочно вспоминал все, что читал в Интернете о водке и наркотиках… И вспомнил! Однажды встретил такое заявление: «Тайная масоно-евруйско-нацистская организация негров „Белое Возрождение“ подмешивает в водку „Исток“ седетативные психотропные препараты». Об этом я и сообщил Владимиру Ивановичу – дескать, не с этого ли сайта и его информация?
Владимир Иванович на мою подначку не клюнул. Он тоже достал новую сигарету и, после затяжки, сказал:
– Для лёгкого «кайфа» и развития привычки к нему и нужна-то капля спиртового раствора диацетилнорлина на бутылку водки… А из симптомов героинового кайфа наиболее характерны два – эйфория и сонливость. И стоит это – копейки. А вот через недельку-другую эта капля в рюмках постоянных клиентов становится золотой для хозяина притона…
Мне, кстати, тётка ихняя, «военная», вспомнилась быстро. Когда вы про гридеперливую октограмму мне сказали, я тут же представил себе те бумаги, которые были у меня, когда я работал в Таджикистане. Я ведь там в конце перестройки – начале демократии химическим заводом владел! И, конечно, с Туркменбаши дела имел – там все рядом. А высоковольтное энергокольцо ещё с советских времен вообще всю Среднюю Азию делает единым производственным объектом.
Внутренняя политика у «баши» хитрая – денег у него куры не клюют, но народец должен крошки с ладошки слизывать, кланяться, и благодарить, снова благодарить, и снова кланяться…
Я прервал его и спросил:
– А при чем тут шеф и его разговор с Еленой Никоновной?
Владимир Иванович кольнул меня взглядом и сказал:
– А вот при чём! Ваш шеф хочет – как и Туркменбаши – чтоб мы с вами слизывали с ладошки и кланялись… Но что б при этом ни у кого и в мыслях не было сравнивать его с этим «газовым пузырем» Туркменбаши!
Я снова прервал его:
– Ну, это же всеобщий закон – чем выше влез, тем ближе к звездам. А они, звезды, кажутся нам снизу почти одинаковыми, чем бы они ни были «на самом деле» и что бы ни думали сами о себе…
Владимир Иванович не отреагировал на это мое замечание и продолжил:
– Конечно, у подданных баши выхода нет, вот и идут, скажем, в его «армию» такие тёлки, как мы в Емельянове видели. Она же ведь без этой комедии с «Указами» да мундирами на потеху «божественного Сапармурада» просто с голоду распухнет! Или сгинет на Кушке, куда вы ее пригрозились отправить!..
Но «у меня другие интересы». Я, между прочим, когда у них заварушка была, и толпа на мой завод с погромом шла, выкатил за ворота бочку с хлором и сказал: «Всех как тараканов потравлю, только суньтесь!». И отстоял завод!.. Правда, потом все равно его у меня отняли, но это – другая история…
Я допил кофе и заметил:
– Ну, настоящая история всегда «немного другая», а вот то, что вы руку, даже вас кормящую, лизать не будете, я с первого раза, как только вас увидел, понял. Удивился, что шеф вас принял. И тогда же подумал про вас и про него, что два медведя в одной берлоге долго не проживут.