Тридцать три несчастья
Шрифт:
— Катюша, будьте добры, пригласите ко мне Виктора Григорьевича.
— Так он ушел уже.
— Как ушел? Когда? — Клюквин вышел в приемную.
— Как поговорил с вами, сразу и уехал.
— Вот жук…
«Значит, смылся наш Петров. Попробуем его разыскать, но чую, вместе они где-то…»
— Катя, вызовите Кознова ко мне. Надеюсь, он еще не сбежал?
— А с чего это мне бежать? — раздался у него за спиной густой баритон.
В дверях стоял эффектный брюнет и, опершись о косяк, дымил сигарой.
— Будьте любезны, пройдите в кабинет,
— Так он сейчас на даче живет, там нет телефона, — сказала Катя. — Но вы не расстраивайтесь, я попробую на сотовый.
Она сделала несколько попыток набрать номер и безнадежно вздохнула:
— Телефон отключен или…
— …временно недоступен. Знаю. Ладно… Вы ведь еще не уходите?
— Ну что вы, Александр Владимирович, я буду сколько нужно.
— Спасибо. Периодически набирайте, хорошо?
— Конечно, не беспокойтесь.
Клюквин вернулся в кабинет.
Глава 32
Быстрицкий запарковался у Дома кино и направился к центральному входу. Он был закрыт. Обогнув здание слева, Сережа увидел служебный. Не испытывая ни малейшего трепета перед знаменитым «рассадником культуры», он вошел в фойе.
Изучив его удостоверение и выслушав просьбу, вахтерша отправила его в пятую комнату на первом этаже.
В гильдии киноактеров России Быстрицкий застал только секретаря Анну Васильевну. Вся остальная администрация отъехала в Тверь на фестиваль «Созвездие».
— Чем могу помочь?
Анна Васильевна уже привыкла к визитам людей из органов, так как за последние десять лет актеров периодически убивали. Кого-то по глупости, кого-то из мести. Дела редко когда раскрывали. Теперь вот Лиза Чикина и Оля Николаева. Анна Васильевна давно не верила в справедливость и к встрече с капитаном МУРа отнеслась прохладно.
Быстрицкий в двух словах изложил ей суть и попросил рассказать о тверском спонсоре.
— Это Егор Ильич Галушко. Он директор мехового концерна «Тверьпушнина». Спонсирует наш фестиваль уже два года. И в этом году, кстати, тоже. Очень приличный человек. Благодаря ему мы еще живы.
— А вы случайно не знаете, что у него вышло с Любовью Николаевной Ревенко?
— Да ерунда какая-то. Они поссорились на прошлом фестивале. Мы Любовь Николаевну пригласили и в этом году, но она отказалась. Наверное, из-за прошлогоднего конфликта.
— А Егор Ильич?
— Егор Ильич человек солидный и на такие мелочи внимания не обращает. Он по-прежнему наш спонсор. Да что я вам рассказываю, у нас же кассета есть. Сами посмотрите, там весь скандал запечатлен.
Быстрицкий даже присвистнул от свалившейся на него удачи.
Анна Васильевна порылась в ящике стола, нашла кассету и вставила ее в магнитофон.
— Сергей Борисович, вы смотрите без меня, я должна отойти в Союз кинематографистов. Это здесь рядом, на втором этаже. Минут через сорок вернусь, как раз запись закончится. Если у вас возникнут какие-либо
Анна Васильевна удалилась, и Быстрицкий нажал на кнопку воспроизведения. Кино началось.
По красной ковровой дорожке отечественные знаменитости шли в местный кинотеатр. Их осаждали репортеры. Звезды улыбались вставными зубами и говорили обычные пошлости. В основном все они хвалили господина Галушко, организовавшего этот фестиваль, и целовались друг с другом.
Быстрицкий промотал запись вперед и остановился на плане Ревенко.
Любовь Николаевна стояла на фоне помпезного фонтана. Легкий ветерок развевал ее светлые волосы, они лезли в глаза, и она все время поправляла их рукой. Она говорила в протянутый ей микрофон:
— Как председатель жюри, я не могу предсказать результатов конкурса. Нам предстоит просмотреть восемнадцать картин. Одно могу сказать — победит сильнейший. Наше решение будет объективным и справедливым.
Ревенко улыбнулась, подписала подсуетившимся зрителям несколько фотографий, и план уехал в необъятные тверские просторы.
Быстрицкий хотел было мотануть дальше, но тут на экране появился плотный мужичонка невысокого роста. Он был одет в смокинг, опирался на мощную палку и всем своим видом напоминал заплесневевший гриб. Разлепив толстые губы, он выдал слова:
— Тверская земля рада приветствовать фестиваль. И я, как главный спонсор, тоже рад приветствовать. И пускай все знают, что глубинка — это мать-земля.
Далее следовали народные танцы, хлеб-соль на ступенях кинотеатра, еще какая-то дребедень в том же духе, и на промотке Быстрицкий наконец добрался до церемонии награждения. Бегло проглядев всех прочих соискателей, Сережа сосредоточился на номинации «Главная женская роль».
На приз за главную женскую роль выдвигались две претендентки — Татьяна Садретдинова за фильм «Смерть кобры-2» и Елизавета Чикина за картину «Белый караван».
Ведущая долго тянула резину, откровенно кокетничала в камеру, кое-как разорвала конверт и томным, утробным голосом назвала победительницу.
Приз достался Чикиной, и зал взорвался аплодисментами.
Камера пошла гулять по первым рядам, и Быстрицкий прилип к экрану. Он отмотал пленку назад и нажал кнопку «стоп». На крупном плане сидел господин Галушко с перекошенным от злобы лицом, а рядом с ним — красавец Кирилл Воронов, муж Любови Николаевны Ревенко.
Потом на сцену вышла Лиза. Ей вручили статуэтку и букет, она подошла к микрофону, радостно рассмеялась, поправила соскользнувшую с худенького плеча бретельку и смущенно сказала:
— Я вас всех люблю. Я люблю жизнь, я люблю кино. Любите меня! Спасибо.
Быстрицкий нажал на паузу и вышел покурить.
Он никогда не видел Лизу в кино, он видел ее только в морге. И вот теперь она предстала перед ним, такая живая и красивая, совсем непохожая на ту синюшную, безымянную девушку под номером двадцать семь, которую продемонстрировал ему патологоанатом.