Тринадцатая ночь

nelpher

– И вовсе я не покраснела! – запротестовала она и отвернулась. Разговоры о его нижнем белье и вправду заставили ее щеки загореться.

С его губ сорвался резкий короткий смешок, пока он влезал обратно в свои ботинки.

– Как скажешь, Грейнджер.

Он засунул мокрую одежду в целлофановый пакет, который Гермиона вручила ему, и зашнуровал ботинки.

Пока они шли назад к его квартире, ей в голову пришла внезапная мысль.

– А ты всегда таскаешь с собой хлеб в карманах? Не думала, что ты такой обжора, – не могла удержаться от подколки Гермиона.

–

Таскаю, только когда знаю, что нужно будет оставить за собой след из хлебных крошек, – ответил он сарказмом на сарказм. – Или когда иду на пруд с утками.

– Но ты не стал кормить их сразу, как мы пришли к скамейке.

– Знаю. Но ведь ты была со мной.

– Так… ты не хотел, чтобы я вторгалась в твой безумно Интимный Момент между Дрейком и Утками?

– Ну да.

– Чегооо? – Он просто не может быть серьезным!

– Да шучу, шучу. Обычно я сразу начинаю кормить их. Вначале, когда я стал приходить на пруд, я выжидал, потому что в семидесяти пяти процентах случаев у пруда появлялся маленький ребенок и хотел, чтобы у нее или него было что-нибудь для уток. Как бы то ни было, я вскоре понял, что родителям не очень-то нравится, когда их дитятко берет хлеб у каких-то незнакомых мужиков, слоняющихся у утиного пруда. Но так как ты была со мной, – сказал он, перебрасывая пакет из одной руки в другую, – я подумал, что мать примет меня за половинку очаровательной молодой пары, а не за извращенца, который охотится на ее ненаглядное чадо.

– Оу… – все, что могла сказать Гермиона. Она внезапно почувствовала укол печали, вообразив Драко, сидящего в одиночестве в парке каждый день, пугающего заботливых родителей маленьких детишек.

Остаток пути они проделали молча, но неловкости не было. Он периодически останавливался, ерзая и пытаясь поправить мокрые боксеры. А ей каждый раз приходилось делать нелегкий выбор между тем, чтобы дать волю чувствам и рассмеяться, и тем, чтобы вежливо притвориться, будто она ничего не видит.

Когда они дошли до его дома, он обернулся к ней.

– Сколько времени?

– Где-то два.

– А у тебя все еще листья в волосах.

Она злобно сощурила на него глаза.

– А ты до сих пор весь в водорослях.

Он рассмеялся.

– Справедливо. Ты голодна?

Честно сказать, она умирала от голода. Она ничего не ела с самого утра, да и на завтрак смогла проглотить только тост и чашку кофе, потому что дико нервничала. Но сказать «да» значило признать, что она хочет пообедать с ним. Чего она определенно НЕ хотела.

– Да, немного, – сорвалось с языка, черт его дери! Как она только позволила себе сказать это?

– Здесь недалеко есть одно местечко с потрясающим карри. Хочешь попробовать?

– Дрейк…. Я просто… Это не…

– Знаю, знаю… Это непрофессионально. Но ведь сегодня суббота, а не четверг. И это всего лишь обед, а не ужин. И я даже не буду предлагать заплатить за твою еду, если от этого станет легче.

– Я…. я не знаю.

– Слушай, мне нужно подняться наверх, принять душ и надеть чистую одежду. Почему бы тебе не подняться со мной? Пока я буду

переодеваться, ты подумаешь. Полагаю, у тебя будет достаточно времени, чтобы придумать достойную отговорку. Придумаешь, и я обещаю больше не приставать с этим, хорошо?

Она вздохнула.

– Хорошо…

***

Но, конечно, она и подумать не могла ни о какой нормальной отговорке.

И все же она могла гордиться собой за отчаянные попытки не пялиться на него, выходящего из ванной, обернутого в одно лишь полотенце. Она украдкой бросила самый непринужденный взгляд, но его точно нельзя было определить словом «пялиться».

***

Он был прав, карри было потрясающим. Достаточно острое, чтобы из глаз брызнули слезы, но не настолько острое, чтобы она чувствовала только огонь на языке. Вообще, местечко напоминало ту еще дыру, но, несмотря на середину дня, было почти заполнено.

– Часто сюда приходишь? – спросила она.

– Это самый неоригинальный способ подката, который я только слышал, – заметил он, отпивая воду.

Она закатила глаза и сунула в рот еще вилку риса.

– Но да, я частенько захожу сюда, когда не хочется готовить.

– А что тебе нравится готовить?

– Да все. Скажи, не возражаешь, если мы поговорим о деле немного?

– В смысле? – насторожилась она.

– У меня вопрос к моему социальному работнику.

– Оу… – Она вытерла губы салфеткой и села на стуле прямо, готовясь слушать. – Итак…

– Помнишь, как ты спросила меня, не замечал ли чего-нибудь странного, тревожного, несоответствующего нормальному?

Ее сердце забилось быстрее.

– Да.

– Почему ты меня об этом спросила?

– Потому что у тебя была травма головы, – выдала она быстрый заготовленный ответ.

– А что именно случилось с моей головой? Что они сделали?

– Ну… я точно не знаю… – Она аккуратно подбирала слова. – Мне не дали посмотреть полицейские отчеты.

– А почему у меня тогда нет шрамов?

– Наверное, у тебя были хорошие врачи.

– Хммм… – Кажется, он не был удовлетворен ответом. – Немного странно, что у меня нет никаких личных воспоминаний, но я помню другие вещи. Например, все песни Битлов. Почему я помню каждое слово чертовой «Элианор Ригби», но понятия не имею, как выглядит моя мать?

– Я не знаю, Дрейк, – вздохнула она. – С такими вещами я тебе не могу помочь.

– А, блин, с чем ты можешь мне помочь, мисс Грейнджер?

– Может быть, ни с чем, – тихо сказала она.

– Ну до офигения круто, – он со стуком поставил стакан на стол.

Несколько минут они просто пялились на свою еду. Вилкой Гермиона размазала оставшийся рис по тарелке.

– Прости, – вдруг сказал он. – Я не хотел портить день.

Неужели Драко Малфой только что извинился перед ней?

– Я… эмм… Не парься. Мне ни за что не представить, как для тебя это сложно.

– Да это просто не имеет смысла, Грейнджер! – не вытерпев, воскликнул он. – Я уйму всего прочитал о нарушениях памяти и головных травмах, и то, что происходит со мной, просто ненормально!