Тринадцатая ночь
Шрифт:
– Я поговорил с Бруствером. Он… эээ… не рад.
– Об этом я догадалась. Насколько все плохо?
– Ну… Думаю, в жабу он тебя не превратит, но фейерверков в свою честь тоже в ближайшее время можешь не ждать. Он немедленно хочет видеть вас обоих.
Она коротко выдохнула.
– Спасибо, Гарри.
– Поговорим позже?
– Да. Я пришлю тебе сову.
Он обнял ее и прошептал на ухо «Удачи». Еще раз кивнул Малфою и покинул офис.
Она достала палочку из кармана и уложила ее в бумажный пакет.
– Ты чего делаешь? – спросил Драко.
–
Он снова упер взгляд в туфли и ничего не сказал.
***
Все оказалось не так плохо, как ожидала Гермиона. Бруствер, конечно, отстранил ее ото всех дел, связанных с перемещенными, но палочки не лишил. Даже не уволил, вместо этого назначив ее на позицию в департаменте Благосостояния магических существ, где ей надлежало отвечать за связь с домашними эльфами. О большем она и просить не могла и была жутко благодарна.
Драко тоже получил место в Министерстве. Он служил специальным советником Бруствера, информируя его о местах, где возможно скрывались Пожиратели Смерти, и помогая разрушать новые заклинания. Иногда он даже работал с Гарри, что, по словам последнего, поначалу было странно, но они вскоре нашли способ мириться с присутствием друг друга и вести себя прилично. Гарри говорил Гермионе, что Драко хорош в своем деле, и, хоть его сначала и коробило, теперь, кажется, он действительно наслаждался борьбой с оплотом Пожирателей Смерти.
Их кабинеты были в абсолютно разных частях Министерства. Иногда, когда она решала не поедать обед прямо за рабочим столом, то видела его в кафетерии, но в другие разы их дорожки едва ли пересекались. И Гермиона была даже рада этому, потому что один его вид заставлял ее внутренности обрастать льдом, а легкие – сжиматься стальными обручами.
В ноябре она помирилась с Роном. Он был зол на нее за то, что она все от него скрывала, она была зла на него за любопытство, и оба злились друг на друга за бесконечный сволочизм. Но потом они посмеялись, обнялись, и он рассказал ей, что собирается попросить Джери выйти за него, и Гермиона искренне порадовалась за друга. Ни один и словом не обмолвился о Драко Малфое.
В конце ноября в Норе праздновали помолвку Рона и Джери. Гермиона не очень-то хотела идти, но Гарри попросил ее быть там, и она не могла отказать. Каделл тоже там был, с ним было приятно поговорить, и они договорились как-нибудь поужинать. Рон прямо просиял, когда она рассказала ему об этом.
У Каделла был отвратительный вкус на рестораны, и она подразнила его за это, и он улыбнулся ей своей застенчивой, немного глупой улыбкой. Она позволила ему поцеловать себя, и его губы были теплыми и мягкими. Но на поцелуе у двери все закончилось.
В начале декабря она видела Драко, попивающим сливочное пиво в обществе Астории Гринграсс в «Трех метлах». Губу пришлось закусить так сильно, что она ощутила кровь и ушла до того, как он мог ее заметить.
На Рождество Каделл подарил ей первоиздание «Метафизической Трансфигурации: Теория в действии» авторства Сельвина Суссмана. Она улыбнулась, открыв
Она уже собиралась отправиться в постель, когда сова плавно спустилась к ее окну, постучав по стеклу. Она посмотрела на часы: от Рождества оставалась еще пара минут. К лапке совы была привязана маленькая коробочка в красной обертке. Без записки.
В коробочке оказалась маленькая идеально сложенная салфетка-роза.
Она вернула ее в коробку, сжала в кулаке и проревела, пока не уснула.
В январе Каделл попросил ее пойти с ним на свадьбу Джинни и Гарри. Гермиона заметила, что просить ее идти с ним нет смысла, потому что их обоих и так пригласили. Он заметил, что на вопрос она так и не ответила. Она только улыбнулась, поцеловала его в щеку, но ничего не сказала.
В День Святого Валентина Гермиона работала допоздна. В конце-то концов, у домовых эльфов началась нешуточная эпидемия ушной сыпи! Каделл сказал, что понимает. Она была уверена, что он соврал.
В марте ей вдруг захотелось вычистить квартиру. Она сказала себе, что это все влияние весеннего тепла и света, а вовсе не потому, что она потеряла свое любимое перо. Какова бы ни была причина, но факт оставался фактом: жила она практически в помойке. Она проводила столько времени в Министерстве, что домашняя работа оставалась несделанной, и, хоть справиться со всем можно было в прямом смысле мановением волшебной палочки, порой и это казалось слишком большим усилием. Но сегодня горы мусора буквально позвали ее, и она решительно собиралась их разобрать.
Последняя куча невычищенных книг и бумаг громоздилась в углу ее спальни. Она была такая старая, что Гермиона даже вспомнить не смогла, что там было такое. Начав просматривать их, она замерла. Там были ее сентябрьские заметки о заклинаниях памяти. А на дне этой кучи была записная книжка, та, в которую был зачарован копироваться дневник Драко. Еще не соображая, что она делает, Гермиона открыла чистую страницу и написала первое, что пришло в голову:
«Безмолвно тая от печали черной,
Как статуя Терпения застыв,
Она своим страданьям улыбалась.
Так это ль не любовь?»
Потом она закрыла записную книжку и положила ее на прикроватную тумбу. Все остальное из кучи отправилось в книжный шкаф.
Каждый день перед сном она проверяла записную книжку. Ответа, разумеется, не было. И с чего ему хранить блокнот, в котором он когда-то детально описывал, как сходил с ума?
Но потом… в последний день марта, когда она уже хотела проклясть себя за такую дурость и выбросить записную книжку в мусорку, с открытым от удивления ртом она увидела появляющиеся заковыристые буквы под своим собственным убористым почерком: